В Омске 61-летний Дима Вирже давно известен в качестве гуру локальной художественной среды. Его знают благодаря неутомимой деятельности в самых разных областях — как живописца, писателя, автора самиздата, художника театра и кино. Галерея «Левая нога», сложившаяся благодаря одноименному творческому коллективу и долгое время остававшаяся одной из главных точек на художественной карте Омска, действовала в его мастерской. Слава Пацев встретился с художником и поговорил о конформизме академической среды, карго-культах и посланиях из метафизических миров.
«Ты можешь быть художником только тогда, когда чувствуешь в себе экстатическое и миссионерское состояние каждый день»
Предыдущий герой, с которым я беседовал, отказался от постоянной работы и пытается жить только искусством.
Я давно для себя сформулировал идею, которой следую: художник является автором всего того, что мы созерцаем в видимом мире. Все, что нас окружает, было создано руками творческого человека. Есть чистое искусство, которое занимается бессмысленным и бесполезным, а есть искусство прикладное, которое называется «дизайн». Предметы, сделанные для утилитарного использования: стол, стул, одежда — все это тоже требует какого-то художественного видения, вкуса и четкой связи с небесным архитектором.
Но бывает такое, что другие художники такую позицию отторгают.
Это художники, которые занимаются визионерской алхимией / теургическими практиками. Такой тонкий слой посвященных людей, которые материализуют невидимые миры. Их очень мало. Зачастую мы просто видим людей со вкусом, которые могут документировать события. Художники, создающие что-то совершенно новое или заступающие за границы того, что уже признано, как правило, маргинализированы.
Несмотря на вашу приверженность к маргинальному искусству, у вас есть классическое художественное образование. Вспомните, как вы оказались в художественной школе?
Я же рос в советское время, и тогда мы жили в скудном информационном мире. Естественно, одной из вещей, которой можно было себя как-то занять, было творчество. Взрослые люди пользовались какими-то модификаторами сознания или пьянствовали, а подростки чаще всего искали другие формы активности: драки, мелкие кражи и другие проявления детского бунтарства. Родителям это, конечно же, не нравилось, и они определяли детей в школы и кружки.
Художественная школа у меня появилась в семь лет. Нахождение там многое определило, но являлось и разрушительным тормозом. Были навязаны ложные приоритеты и ценности в области творческих практик. Например, история искусств преподавалась на уровне религии. Каждый ученик должен был понимать, кто является столпами и кумирами в этом мире. И многие, как правило, не хотят разбираться, принимая это как данность.
Чтобы люди тебе доверяли, ты не можешь сегодня быть художником, а завтра уже не быть.
В школе и позже в институте вы были частью академической художественной среды. Как вы противостояли ее конформизму?
Это осознание приходило не сразу: ведь ты же веришь, что тебя могут чему-то научить. У преподавателей есть задача поставить тебя на рельсы общей методологии, и сойти с них очень тяжело.
Как эти процессы происходили внутри вас?
Весь путь, который мы проживаем, — это исследование себя самого. И статус художника очень комфортный: к тебе нет никаких вопросов, потому что ты находишься вне социальных страт, за кругом общих процессов. Как художник ты должен длить эту позицию и быть в ней убедительным для окружающих и себя самого.
Есть такой термин «художник выходного дня», и он часто используется в уничижительном смысле. Чтобы люди тебе доверяли, ты не можешь сегодня быть художником, а завтра уже не быть. Ты можешь быть художником только тогда, когда ты чувствуешь в себе экстатическое и миссионерское состояние каждый день, ежедневно находишься во мраке с факелом и высвечиваешь для людей то, чего они не видят.
Вы придерживаетесь этих взглядов?
Ну, к счастью или сожалению, у меня не получилось стать частью устойчивой системы: я не смог работать по найму. Когда ты начинаешь думать про деньги, бог выходит из комнаты.
«Мой колодец еще не выкопан»
Читал, что вы оформляете разные места, рестораны и другие общественные пространства. Вы начали зарабатывать дизайном в широком смысле сразу после института?
Практически сразу. Можно было подделывать документы, крапить карты или заниматься фарцовкой, чего я, конечно же, не делал (смеется). Часто витает вопрос: «Как зарабатывать художнику?» Но художник может нарисовать все, даже деньги. Это я образно.
Мне казалось, что у вас есть какая-то сторонняя деятельность. Может, предпринимательская?
Быть предпринимателем — один из самых сложных путей, который только возможен для человека. Ты ставишь себя в фокусную точку, вокруг которой находятся люди, все время ждущие от тебя чего-то — зарплат, налогов или коммуникации. Редко можно увидеть бизнес, который существует для человека.
К тому же очень часто бизнес — это своего рода карго-культ. Взять, например, успешных людей эпохи Возрождения — они покупали замки и иногда даже не бывали в них. Их устраивало осознание того, что это им принадлежит. В искусстве все работает иначе — ты находишься в ожидании божественного инсайта. Запросто можно объявить для себя и окружающих, что у тебя идея — возвышенный нонконформизм, но придерживаться этих взглядов тяжело.
У вас в творчестве работает именно так — вы находитесь в ожидании инсайта?
Да, никогда не нужно ничего делать, если у тебя нет внятной и тяжеловесной идеи, от которой ты должен избавиться.
Хочу поделиться своей метафорой, связанной с колодцем. Когда человек осознает, что в нем есть этот творческий колодец, он начинает из него черпать. В начале достает оттуда ведра, наполненные водой, щепками и насекомыми. Дальше вода чище, затем она становится кристальной, вызывающей вдохновение и восхищение. Такая вода нравится и человеку, который поднимает ее, и всем окружающим. На нее возникает большой спрос, и художник исчерпывает чистую воду из колодца. Дальше он уже поднимает муть, а затем и просто глину. Наступает момент, когда нужно прекратить черпать из него и дать колодцу наполниться снова.
Это объясняет творческое выгорание: когда окружающие требуют от тебя каких-то реализаций, ты понимаешь, что ты должен что-то делать, а демоны ничего не присылают. В этот момент художник должен не бездействовать, но находиться в контакте и ждать «письма на почту» из метафизических невидимых миров. Художник же работает как приемник. Известно много фактов, когда люди в одно и то же время в разных местах изобретают одно и то же. Просто они получают одинаковые «письма», а потом удивляются этому факту. Но это так устроено — по принципу энциклопедического коллективного архисознания.
Ловили себя на том, что колодец пуст?
Думаю, что мой колодец еще не выкопан (смеется). Честно сказать, в этой метафоре сказано все. Метафизика творчества связана с хаосом окружающего нас мира и зачастую необъяснима. Если есть человек, который в состоянии как-то объяснить искусство, скорее всего, это прохиндей. Это самое главное, что я хочу сказать тебе на диктофон (смеется). Попытки объяснения творчества необъяснимы! Это невозможно превратить в инструкцию!
«Последняя выставка была в эмалированном тазике»
Давайте поговорим о галереях, к которым вы были причастны. В «Википедии» я прочитал, что у вас была галерея в Германии.
Да, галерея «Пружина». Она появилась в 1990-м следующим образом — из советской туристической группы, которая путешествовала по Европе, убежал мой друг-художник. Он просто остался в Гамбурге. Чем заниматься, если ты не знаешь языка и никак не социализирован? Друг решил заниматься искусством.
Мы связались с ним и открыли галерею (она существует до сих пор). Проводили там выставки омских и московских художников. Главной задачей было взаимодействовать с арт-рынком, которого тогда не существовало в России. Сейчас это все выросло в серьезное арт-комьюнити.
После того как у вас сформировалось творческое объединение «Левая нога», вы стали делать выставки в необычных местах: в вагончиках, на каких-то пустырях. Как вы пришли к тому, что появилась одноименная галерея в Омске?
Появление сообщества было таким коллективным озарением. Мы творили и хотели осваивать пространства, совершенно непригодные для экспозиции, — лодки, шалаши, мусорные баки. Последняя выставка перед открытием галереи была в эмалированном тазике. Там была налита вода, по бокам — прикреплена экспозиция, в центре плавали кораблики.
Какая у вас потребность это показывать?
Очень хороший вопрос. Так жить интересно! Это дает возможность не просто прозябать, а наполнять свою жизнь. Достойная цель, мне кажется.
Но не всегда должна быть цель что-то транслировать. Это если возвращаться к той метафоре о колодце. Художник, который находится в состоянии стресса, может выдавать что-то остросоциальное и далекое от творчества. Такой художник не связан с энциклопедическим коллективным архисознанием — как мне нравится это определение (смеется). Это одно из описаний высших сил, и оно многое объясняет, даже политическую ситуацию, в которой мы сейчас живем. Либо ты понимаешь, что это ОНО, либо адресуешь каким-то персонам. Иногда здравомыслящий человек попадает в этот поток информационного хаоса и верит лжепророкам.
Перечислю некоторые: «Выставка художников-прохиндеев», «Выставка уставших художников», «Выставка художников, работающих в стесненных обстоятельствах».
Вообще, информационные потоки можно представить себе как волны, которые бьются о берег, и эти потоки переворачивают небольшие камешки, увлекают за собой песчинки и заставляют двигаться в том направлении, в котором движутся сами, но есть скалы, которые остаются статичными. Для себя я обнаружил, что в разные периоды жизни я могу быть и песчинкой, и камушком, и утесом.
Непоколебимым...
Непоколебимость — это твоя фундаментальная основа из моральных и этических ценностей, каких-то юридических законов. Если в тебе это есть, то ты всегда будешь скалой. Сейчас, к сожалению, сильные штормы.
Красиво сказали! Кем вы сейчас определяете себя?
Точно в самом подвижном состоянии. Много пытаюсь над собой работать, чтобы почувствовать в себе статичность. Хочется стабилизироваться, но общий психоз не может быть незамеченным.
Вернемся к галереям. «Левая нога» была каким-то спланированным проектом?
Все получилось случайно. Это помещение было моей мастерской, и однажды туда пришли наши выставки в неподготовленных местах. Прошла одна выставка, вторая, третья, и тут уже просто появилась необходимость оформить локацию.
Это скорее было арт-сквотом, который служил местом для презентации художников. У нас не было выставочных планов — просто обращались художники и показывали творчество в этом месте. Были, конечно, совместные коллективные выставки, которые исходили изнутри. Как правило, они были посвящены проблемам творчества. Перечислю некоторые: «Выставка художников-прохиндеев», «Выставка уставших художников», «Выставка художников, работающих в стесненных обстоятельствах».
Помню, был такой период, когда выставки менялись каждые пару недель.
Это было очень напряженно, и мы остановили эту практику из сочувствия к зрителю. В целом для меня это была серьезная нагрузка: это отрывало от всего. Была такая высокая интенсивность, но это было время, полное чудес.
К тому же я никогда не позиционировал себя галеристом. Это же совершенно иная деятельность: нужно ездить на симпозиумы, постоянно продвигать художников и выставки, зарабатывать на этом.
Как «Левая нога» прекратила существование?
В 2022 году мне показалось аморальным демонстрировать нормальность. Галерея «Левая нога» перешла в «бомж-формат», и это дает нам возможность жить в ожидании лучшего! «Левая нога» не должна существовать как данность и объект, который есть всегда. Если бы это продолжилось, она бы превратилась в какой-то анахронизм и начала вызывать скуку. Человек, который находился бы там, обязательно покрылся бы токсичной паутиной, а картины и скульптуры стали ожившими пугающими сущностями. Это была бы внутренняя забастовка против тех идей, которые проявились сами по себе в самом начале.
И, конечно, стоит признать, что там точно не хватало места. Сейчас весь объем работ, собранный за 10 лет, хранится в разных местах. Может быть, подскажешь место побольше? (Смеется).
К сожалению, нет. Кстати, вы же ездили на Вторую триеннале российского современного искусства в музее «Гараж»?
Ну, нас как галерею пригласили, и это не было нашей инициативой. Дамир Муратов порекомендовал нас, и они, будучи в Омске, заглянули к нам и пригласили. А я даже и не поехал — отдал билет Никите Позднякову, и они с супругой Кирой представляли нас в «Гараже». Но следует отметить, что мы были одними из тех, у кого купили работы в музей. Это приятно.
После этого вашу работу — матрас «Здесь был секс» — выставляли на одном из заметных российских аукционов Vladey.
Верно, и там были ситуации, что работы вроде как выкупали, но не высылали деньги художникам. У меня приобрели и оплатили — все хорошо.
Крутая работа.
Приобрел этот обычный ватный матрас и решил, что будет круто сделать из него арт-объект. Работа является чем-то между мягкой скульптурой и картиной. Да и вообще, можно использовать по назначению: как плот, на котором ты пребываешь в сновидениях.
«Думал, что иллюзорность приближает к божественному»
Знаете, заметил это в других интервью и понимаю сейчас: вы постоянно находитесь в образе — сложно вывести вас на разговор о чем-то более бытовом.
Когда артист опускается до обсуждения физиологического существования, это девальвирует искусство и его самого. Да и сама жизнь художника может быть произведением искусства. Не может же быть такого, что ты такой «махровый обыватель», ориентированный исключительно на потребление, а в искусстве раскрываешься как алхимик метафизических миров.
Понимаю и никак не осуждаю. Если смотреть на ваше творчество хронологически, то вы все меньше используете мелкие детали. В работе с краской у вас броские и крупные объекты, как, например, «Прозрение».
Чем шире кисть, тем невнятнее у тебя высказывание. Если вы хотите создать образ, несущий в себе сообщение, вам нужно изобразить что-то читаемое, а для этого уже и кисточка нужна поменьше. Вы тем самым приближаетесь к фотографии.
Да, вы все дальше от этого.
Когда-то мне казалось, что работать нужно исключительно точно, чуть ли не иголкой. Думал, что иллюзорность приближает к божественному, а это не так.
Это приближает к зрителю. Сейчас в вашем творчестве уж точно не видно никакой зависимости от этого.
Бывает такое, что можно ощутить себя комфортным, востребованным и слишком сладким художником. Это ложный путь — этому нужно сопротивляться. У меня есть история на этот счет. Давно у меня был учитель — андеграундный художник и нонконформист, который давал мне некоторые навыки. Тогда он был абсолютно не востребован, не являлся членом Союза художников, но имел интерес со стороны зрителя. Мы провели с ним огромное количество времени в беседах о том, каким должен быть художник, о влиянии зрителя, и он всегда рефреном повторял одну вещь, что художник не должен опускаться до салона и быть классическим и опознаваемым для большинства.
Знаешь, иногда не хочется пилить. Думаешь: «Елки-палки, такая чудесная Венера Милосская — ну как ее пилить?»
Позже так сложилось, что он был обласкан прессой, его начали отмечать известные композиторы и поэты, а его работы попали в Третьяковскую галерею. И это стало его захватывать, придавать значимости в своих глазах и глазах окружающих. Наступил момент, когда он сказал мне: «Знаешь, Дима, я все сделал для искусства — теперь буду заниматься салоном». Его работы стали такими сладкими и возрожденческими, максимально читаемыми для зрителя. Он и ныне здравствует и продает свои картины за большие деньги. И это его выбор — никак не осуждаю его, а по-прежнему отношусь с уважением.
У вас есть серия работ с распиленными фигурками. Расскажите об этом...
Изначально заповедь «Не сотвори себе кумира» была обращена к скульптурам. И эта серия посвящена раскумиризации, уничтожению идолов и приданию другой смысловой окраски. Например, когда вы видите какого-то менторного серьезного идола, я его обращаю в какую-то ироничную плоскость.
И, знаешь, иногда не хочется пилить. Думаешь: «Елки-палки, такая чудесная Венера Милосская — ну как ее пилить?» Пусть это лишь гипсовая фигурка, которая не имеет никакой ценности, но она вся такая изящная античная вещь. А когда спилил, смотрю и понимаю: лучше получилось!
Вот эту балерину было жалко пилить. Вещь 1950-х, которая стояла в доме как украшение и имеет свою историю. Причем мне ее подарили, и сначала я ее отреставрировал. Она у меня стояла как документ времени, и, когда я перепилил почти все фигурки, долго размышлял о том, чтобы приняться за нее.
Бой с главным боссом.
Да, бой со своим внутренним карго-культом.
1041
28 Марта 2024
Материалы по теме