Нечего делать, лягу на землю: 13 альбомов марта

Громкое томское трио Hexe перебралось в Москву и прощается с родной землей номером «Сибириада», в котором емко и точно схватывают отношения сибиряка с Сибирью: «Смешались злость и нежность». Второй альбом экс-томичей — набор громких и злых рок-боевиков, в которых панковская энергия подачи сходится с уверенной виртуозностью исполнения; умно и захватывающе сделанный рок, который все равно берет при этом в первую очередь своим реактивным напором. Главное умение Hexe — уместить в 3–4 минуты ощущение настоящего эпоса, когда в начале пружина напряжения затягивается все туже, а потом разлетается во все стороны обломками. Лучший пример на альбоме — это, пожалуй, финальные секунд сорок песни «Сиди и смотри», когда злющий истерический нойз-рок распускается вдруг возвышенной и драматической вокальной партией, поддержанной отличной гитарой. Впрочем, по альбому слышно, что Hexe — вовсе не группа одного трюка; тут есть и нервно-паралитический шум, и драйвово-дурашливый панк, и лиризм, сыгранный на ураганной громкости.

Проект «Ма гак па» хабаровского музыканта Севы Лужански существует как будто бы в режиме бесконечной демонстрации возможностей. Только у нас в рубрике были разговоры о летучем арт-попе, минималистически гудящем эмбиенте и совместной работе с нанайскими песнями — и это мы еще не успевали реагировать на каждый новый релиз музыканта. «Вопросы» — очередной виток куда-то вперед и немного в сторону по собственной непредсказуемой траектории. Тут всего четыре песни, самая длинная из которых длится три минуты — но этого времени Лужански вполне хватает на очередное выступление, от которого захватывает дух. Каждая песня сделана по новому — «Птицы» кажутся пробой пера в этаком авангардном соуле для гитары и редкой перкуссии, «Дым» выдержан в сбивчивом пульсирующем ключе, осваивающем промежуточную территорию между Radiohead и драм-н-бейсом. В «Не впрок» начинается натуральный нойз-рок свободных форм, а венчающая эти невероятно насыщенные 10 минут «Зима» оставляет эту бренную землю и возносится к небесной звуковой утопии имени Coil. Изумительная работа.

Альбом омской исполнительницы Ксении Пугиной называется «Электро тишь», начинается с песни «На танцполе» и заканчивается песней «Неоновый лес». Маячки расставлены идеально — танец, электричество, неон. Тут звучит пульсирующий электрический синти-поп, чеканящий шаг почти индустриальными синтетическими басами. Метафорический лес тут, впрочем, тоже имеет значение — Ксения впускает в свое звучание небольшую, но ощутимую долю мистической странности, которая очень этой музыке идет. Если это дискотека, то в фильме Николаса Виндинга Рефна — все вокруг в неоновом тумане, пульсируют басы и стробоскопы, к тебе неотвратимо приближается что-то неясное и страшное. Красота, в общем.

У дебютного альбома юного барнаульского квинтета — очень хорошее, смелое название; стоит, впрочем, иметь в виду, что речь тут не столько о прямолинейной социальной критике, сколько о чем-то более художественном и тонком. «Агент орранж» поют песни о «больной любви, здоровой любви и молодости», как сказано в их паблике — обычные вроде бы юные дела, но у «Агентов» эти привычные истории рассказываются на диво живым и образным языком. Дело даже не только в огромном запасе хлестких строчек вроде «Взрослые не любят жизнь, они ее потеряли в утренних трамваях с озлобленными лицами» или «Тебя опять подстригала пьяная мачеха, но от этого ты только красивее» —у группы получается создать в своих песнях очень нежно и чутко обрисованный лирический мир, который состоит при этом из абсолютно будничных вещей: панелек, трамвайных остановок, холодных батарей, резинок для волос, очередей в кассу в «Пятерочке», «Блейзера» с вишней. То есть, у этого сюжета два важных уровня. На первом резвятся собственно сюжеты песен-рассказиков группы, смешных, романтичных, обаятельных, весело и хорошо придуманных и сформулированных. А на втором разворачивается макро-история о том, как талантливая молодежь побеждает провинциальную безнадегу, всматриваясь в нее пытливо и чутко, живописуя ее талантливо и с огоньком. Превращая ее в задорное и живое искусство. Музыкально тут звучит максимально простенький, но бодрый рочок, то тяготеющий к панковской разудалости, то дрейфующий в сторону пост-панковского задумчивого минимализма. Что опыта игры у музыкантов еще не очень много, слышно — слышно также и то, что они изо всех сил стараются превратить свою исполнительскую неопытность в манеру, и это по большей части даже получается. Исполнительский опыт, в конце концов — дело наживное; главное, а именно песни, в которых отчетливо слышна своя, авторская точка зрения, у «Агента орранж» уже есть.

На своем третьем альбоме лютый омский ансамбль (зачем-то) перешел на английский язык, но в то же время не особо потерял в звуковой ярости. Играют Spas-12 бронебойный металлизированный хардкор, сыгранный на таких бешеных скоростях, что его периодически заносит на территорию блэка — но звук тут в то же время плотный, тяжеленный, бьющий по голове пресловутым стремительным домкратом. Это, в общем, строго жанровая музыка, не пытающаяся нигде выскочить за выставленные себе рамки — но тем, кто настроен на тот музыкальный язык, которым здесь изъясняются, здесь будет чем поживиться.

«Крепче держи рукоятку меча», — кричат в первых же строчках своего нового мини-альбома участники хабаровского проекта, цитируя группу «Химера», и это вполне тянет на программный боевой клич. Потому что играют и поют Raflesia так, словно выходят с этой реальностью на бесконечную битву, которая может закончиться только уничтожением одной из сторон. Это злющая, шквальная музыка, в которой все аспекты выкручены в яростный перегруз — тут гремит составляющими, как металлолом в кузове трактора, прущего по ухабам, что-то вроде окончательно осатаневшего индустриального хип-хопа, поверх которого отчаянными голосами орут тексты песен с названиями вроде «Жизнь насекомых» или «Бесконечный русский суицид». Хип-хоп здесь, впрочем, упоминается исключительно в том смысле, что здесь твердо выдерживается базовый ритм — здешний грохот и лязг, конечно, ближе к экспериментальной части жанрового спектра, но в то же время и двигаться под него вполне можно. Есть в том, что делает Raflesia, некоторая безапелляционность — это музыка, которая налетает на тебя и хреначит с разбега по голове, и так четыре раза подряд. Но в то же время за этим шквалом вполне чувствуется и злость, и боль, и даже некоторый эстетический диапазон — начинается альбом цитатой из «Химеры», окей, но заканчивается приветом Михаилу Боярскому.

Рассыпчатая эмбиентная электроника от омича Даниила Белоусова, некогда частого гостя нашей рубрики. В былые допандемийные годы он был одним из самых неутомимых поставщиков душеспасительного цифрового шума, выпускаемого под самыми разными названиями, а в последние годы несколько присмирел — то ли сказалось участие в совместном проекте Taiyga, то ли наша бравая команда звуковых сибирских ищеек обленилась и пропускала какие-то проекты и записи мимо своих натруженных ушей. В любом случае, вот новый альбом под новым названием, 40 минут сиятельного электронного гудения, переливающегося всеми цветами радуги. Белоусов, как правило, берет не столько сложностью и затейливостью композиции, сколько насыщенностью звука — в его музыке постоянно что-то шебаршится, шуршит и стрекочет, создавая ощущение взаимодействия с какой-то живой, природной стихией; как будто ты сидишь на песке у линии прибоя и вслушиваешься в шум волн, одновременно щурясь на солнце.

В описаниях томского коллектива регулярно можно встретить словечко «джаз», но это ложный след. В их первом альбоме — спасибо за доходчивое название — куда больше русского рока; даже само звучание голоса лидера коллектива Алексея Гомана, и по манере, и по тембру, располагается где-то на полпути между молодым Васильевым и молодым Бутусовым. Хотя музыкально «Коверпетрова» будут ближе не столько «Сплину» и «Наутилусу», сколько «Нолю», «Аффинажу» и «Калинову мосту», кому-то, в ком больше не отстраненного стоицизма или поэтической городской тоски, но такого специального надрыва, заимствованного вместе с баяном откуда-то из русских народных. Это размашистые, на разрыв рубахи песни, держащиеся на очень широких творческих жестах — тут обращаются напрямую к Федору Михайловичу, Льву Николаевичу и Антону Павловичу, приспосабливают под дело социальной критики максимально известные сказки, бесхитростно прописанные прямо в заголовках песен («Буратино», «Теремок»), и изъясняются драматическими обобщениями вроде «Выйди на свет, видишь — нас нет», «Жили-были, пили-пели, но забыли, что хотели» или «Кто-то на "Авито" выложил кадило». В этом есть, конечно, некоторая чрезмерность, но в то же время эта аффектированность хорошо ложится в музыку группы, в равной степени прямолинейной и художественной, обязанной как трехаккордовой дворовой, так и романсово-городской песне.

Очередной гитарно-шумовой забег от Дмитрия Лапутина и его пластичного состава соучастников. В этот раз в деле не только омичи Федоричев («Союз озверелых», Flageda), Галанзовский и Светлаков (Deplete), но и иркутянин Дмитрий Абдусалямов «Дневная доза дискомфорта»). Подход уже привычный по той же Flageda — марафонская импровизационная сессия играется коллективно, а итоговый микс затем собирается из студийных записей разными участниками проекта по-разному. На «Шкиве» представлены три микса — один Абдусалямова, второй Лапутина, третий Светлакова. Что музыканты смотрят на процесс действительно по-разному, заметно с порога — миксы первого и второго растягиваются эпическими хронометражами больше 30 минут, а третьему вполне хватает скромнейших в этом контексте неполных десяти. В звучании разница тоже есть — если миксы Дмитриев представляют свой коллектив в виде этакого шумового бульдозера, карабкающегося по холмам неспешно, но в то же время неотвратимо, то в миксе Павла «Федор Габсвел» (название по традиции собрано из вольно перетасованных обрывков имен и фамилий) выводится чем-то бешеным и злым, переходящим в режим взбесившейся сваезабивательной машинки. Очень интересно, когда удается вот так представить три совершенно разных взгляда на вроде бы одно и то же музыкальное событие.

Альбом, написанный по горячим следам свежего разрыва — поп-музыкальная традиция, освященная временем; в этом режиме были созданы некоторые бессмертные произведения поп-музыки последнего полувека. Новый альбом новосибирской группы «Радиомосты» на бессмертную классику никак не тянет, но свежесть и сила эмоций, явно пережитых авторами этих песен в момент их написания, всем идет только на пользу — «Перезагрузка» вышла на порядок живей и энергичней их дебютных «Мультфильмов». Там «Радимосты» пытались поиграть в такой прилизанный мелодичный поп-рок для радиоэфиров, который как будто пытался подстроиться по максимально обобщенные музыкальные вкусы — здесь они врубают рок, чтобы проорать о том, что сильнее всего болит, умудряясь не особо потерять при этом в мелодичности. По меркам рок-культуры, даже представленной в рамках этого обзора, это все равно довольно безобидная и доступная музыка, но теперь в ней есть искренность и нерв, боль и надрыв. К тому же в «Перезагрузке» нет терапевтически-удобной сюжетной арки или попытки художественно приукрасить переполняющие неприятные эмоции — это не первобытный вопль в бездну своей опустевшей квартиры и души, но и не красивенькие песенки-карточки с прожитыми уроками жизни, упакованными в сетевые мудрости для многозначительных репостов. Короче говоря, на проверенный временем совет «Пиши о том, что лучше всего знаешь» все еще можно положиться.

Позитивный эмо-рок из Омска, бодрый и изобретательно выстроенный. Это три звонкие песни, которые длятся меньше трех минут, но Homework при этом успевают и за такое короткое время провести слушателя по нескольким неожиданным тропинкам. Эти песни хвастаются повадками настоящих альтернативных рок-эпосов — взмывают вверх в припевах, увлекают внезапными новыми бриджами, и все это за какие-то две минуты. Есть ощущение, что, реши Homework высказаться в более развернутом формате, их вполне можно будет вносить в списки важных сибирских рок-героев.

Томский музыкант Николай Середов — настоящий многостаночник тяжелой музыки. Мало того, что он поет и играет в пролетарской трэш-банде «Стахановцы» и заправляет в сольном дум-проекте Funeral Tears — у него есть и блэковый проект Taiga, в котором он тоже все делает самостоятельно. «Пламя наших сердец» — уже пятый его альбом под этой вывеской; на нем Середов подходит к блэку с меланхолично-размашистой стороны. Здесь звучит степенная, разворачивающаяся с глубокими чувством собственного достоинства гитарная музыка — временами кажется, что поменяй Николай вокальную манеру со срывающегося крика, который словно пытается до тебя докричаться из той самой пресловутой тайги, на что-то более звучное и торжественное, получилась бы нормальная гитарная готика в духе Paradise Lost срединного, уже чуток облегченного периода. В этаком размашистом, торжественном звучании Taiga на самом деле немножечко вязнет — выводя каждую песню на эту значительную среднетемповую поступь, Середов в конечном итоге теряет в динамике и разнообразии. Ты как будто все шесть песен едешь по одной и той же дороге примерно на одной и той же скорости. Временами тут встречаются вкрапления народного пения, и с ними сразу становится немного пободрее.

Интересная история: проект, занятый увлеченным построением сложной звуковой архитектуры из вроде бы простых исходных материалов, а именно звуков струн. В основе этих исследовательских номеров лежат достаточно несложные гитарные переборы, которые потом подвергаются самым разным звуковым манипуляциям. В «Fog», например, из эха и эффектов возводится целый звуковой собор — а в «Somewhere», наоборот, гитара как бы остается сама собой, но в то же время тоже тихонько блуждает в чем-то вроде зеркального лабиринта. Вещей тут совсем немного, всего четыре — но, кажется, этому музыканту еще многое предстоит нам рассказать.