Presidiomodelo: «Проект, на который нужно положить жизнь? Я согласен»

Немножко не туда, где-то на краю


Участники трио Presidiomodelo — Владимир Бочаров, Денис Франк и Евгений Лемешонок — люди с достаточно уникальной на новосибирской сцене перспективой. Все трое работают в театре, вовлечены в музыкальную деятельность как участники Presidiomodelo, а также делают различные художественные проекты — например, в составе арт-группы «МЫК», недавно прекратившей свое существование. Воспользовавшись релизом их новой концертной записи «19/19», вышедшей на питерском экспериментальном лейбле «Картаскважин», мы решили задать участникам Presidiomodelo несколько вопросов об их собственном творчестве, а также о художественной среде Новосибирска.
Слева направо: Владимир Бочаров, Евгений Лемешонок, Денис Франк
Как-то мы выкристаллизовались
Давайте начнем с того, что вы расскажете каждый о себе — чем вы занимаетесь, как вы пришли именно к музыке?
Владимир: Музыкой я так или иначе занимался всегда. В детстве меня спихнули в музыкальную школу, из которой я каждый год порывался уйти, но мне говорили: «Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть», — и так я доучился. Потом, как и все, проходил через «роцк» и все эти дела — были рок-группы, одна, потом вторая, песенки какие-то на гитарке писал и так далее. В какой-то момент это все допекло, и я увлекся электроникой — к тому моменту мы уже с Денисом имели опыт совместного музицирования.
Денис: И совместных перетеканий.
Владимир: Да-да. Как-то плавненько так произошло, что в начале 2010-х я присоединился к ребятам в проекте театральной мастерской «Ангел Копуста», и там мы как-то выкристаллизовались. После того, как «Ангел Копуста» закончилась, мы все равно постоянно встречались, что-то крутили, придумывали, но это все было чисто домашними радостями. А к 2017 году мы раздуплились на первый релиз — ну, и как-то так дальше катимся потихоньку. Помимо группы моя деятельность — пишу музыку и звук для театра. Отчасти это саунд-дизайн, отчасти... хотя нет, это не композиторская работа, потому что я скорее руками кручу, чем пишу или сочиняю конструкции.
Денис: А я занимаюсь собственно театром. Я работаю актером и музыкой занимаюсь не так много, как Вова. Хотя хотелось бы больше.
Евгений: У нас у всех очень близкая история. Мы все люди так или иначе из театра — я, например, художник. Музыка нас всех объединила, потому что мы, видимо, что-то такое искали на стыках своих профессий и сошлись в этой области.

А как вы все встретились? Это произошло в рамках именно театральной мастерской «Ангел Копуста»?
Денис: Это было раньше. Мы просто как-то все встретились, там и сям, друг друга уже знали.
Владимир: Сообщество все равно довольно компактное. С Женей мы познакомились году в 2006-м, с Денисом плюс-минус в то же время.
Денис: Проект «Ангел Копуста» из этой дружбы и появился.

А вы помните, что вы такого видели друг в друге, от чего возникало ощущение: «С этим человеком обязательно нужно что-то делать вместе?»
Владимир: Сначала была дружба, а потом уже деятельность. Я помню, что, когда Дениса увидел, подумал: «О, кайфовый чувак», — и все. Потом как-то заобщались.
Денис: И то не сразу. Как-то пообщались-пообщались, а потом долгое время не общались.
Владимир: С Женей мы тоже сначала сдружились, а музыка совместная возникла только позже. Естественно, ее предваряло многое — совместные прослушивания, обмен тем, кто что знает, и так далее.
Денис: У меня хорошая история есть, как я с Женей познакомился. Нас познакомил Костя Колесник, еще один участник «Ангел Копусты», тоже актером в театре работал. Женя тогда приехал из Питера, я его не знал. Костя говорит: «Хочешь, с Женей Лемешонком познакомлю?» Ну, говорю, давай. Мы подошли, и Костя говорит: «Давай, Женя, проект замутим?» Женя отвечает: «На который нужно положить жизнь? Я согласен» (смеется).
Евгений: Ну, да, театральная среда — она довольно гомогенная, довольно специфическая. Ты рефлекторно в ней ищешь своих, вот и все.

Расскажите тогда поподробней о том, как был устроен проект «Ангел Копуста», раз уж он, судя по всему, такую важную роль для вас сыграл?
Евгений: Это был такой музыкально-театральный синтез. По сегодняшним временам это все было ужасно наивно, очень театрально — но мы очень радовались и кайфовали. Мы делали музыкальные спектакли, в которых... (машет руками, подбирая слова) были декорации, свет, пластика...
Денис: Буквально три спектакля.
Евгений: Да, мы сделали три спектакля — «Вьюшка-смерть» по Хармсу, мы сделали... что мы еще сделали?
Денис: Элементы что-то там.
Евгений: Элементы что-то там, да (музыкальный спектакль «Пробуждение элементов» — Прим.Ред.) И закончилось все «Первым разговором» по текстам Введенского, очень радикальной историей, которая, с одной стороны, выстрелила нас куда-то дальше, а с другой, закрыла проект.

Почему закрыла?
Денис: Он себя изжил.
Евгений: Изжил, да, плюс ушел важный для этого проекта человек, Костя Колесник. Как-то мы пошли разными дорогами.
Совпадаем мы и собираемся вместе катастрофически редко
Вы достаточно уникальные люди, в том смысле, что вы включены и в театральную, и в художественную, и в музыкальную среду. Можете попробовать рассказать, что в них всех происходит, если в самых общих чертах?
Евгений: Да прекрасно они все существуют, и все у них, наверное, в порядке. Мы, безусловно, во всех этих средах вращаемся...
Денис: Держимся особнячком (смеется).
Евгений: Да, мы всегда немножко особнячком, поэтому трудно понять, что мы можем сказать вот так в общем. Все двигается, все бурлит, все классно. Что тут еще скажешь (все смеются). Надо же все равно про это что-то знать — ты в теме, ты в среде, ты знаешь, чем она дышит, чем она живет. Я знаю, чем дышу и живу я.
Владимир: Можно субъективным мнением коротко поделиться.
Можно!
Владимир: Театральная жизнь в Новосибирске есть, но она по большей части замшелая. Про среду художников я мало что скажу — она есть, но все ее самое интересное, как и всегда во всем, происходит в каком-то андеграунде.
Евгений: Где-то на обочине, в маргиналиях.
Владимир: Да-да-да. Вот там есть что-то интересное. Все, что основное, у меня не вызывает какого-то отклика живого. Что касается музыки — движ тут очень небольшой. Но это, опять же, речь о том, во что я погружен — я говорю чисто об электронщине. Что там, допустим, с гитарной музыкой, я не знаю — если судить по тому, что я краем уха слышу с тех же «Мастеров Сибири», довольно много есть каких-то релизов и групп. А в электронной музыке я вижу, что есть Echotourist, и это единственный такой возвышающийся здесь холм. На этом, по сути, все.

Даже если судить по вашей дискографии — работы на европейских лейблах или новый релиз, выходящий вот сейчас на «Картескважин», питерском лейбле — получается, что какого-то процесса в области экспериментальной музыки, в который вы могли бы включиться, в Новосибирске вы не находите?
Владимир: Получается, так. До наших первых релизов, до сплита с Рутгером (Зёйдервельтом, участником проекта Machinefabriek — Прим.Ред.) и до «Внутренней империи», я присылал [Евгению] Гаврилову (сооснователю лейбла Echotourist — Прим.Ред.) наши записи — но как-то это, видимо, не очень вписывается в их каталог. Как-то мы немножко куда-то не туда, где-то на краю. А больше как будто и нет никого. Российские лейблы я тоже бомбардировал, результата не было. Артем (Тимофеев, создатель лейбла «Картаскважин» — Прим.Ред.) вот сам написал — мы как-то сговорились, что при случае было бы здорово что-нибудь издать. Года полтора, наверное, прошло, прежде чем мы предложили ему материал.
А если говорить о каком-то процессе живых выступлений, как с этим обстоят дела? Или нужен какой-то проект, вроде того же фестиваля «48 часов Новосибирск», какая-то большая история, к которой можно подключиться?
Владимир: Это наша боль. Не зря мы собрались в «Зуме» — сегодня еще обстоятельства удачно сложились, что мы с Денисом вместе в кадре. А Женя далеко, в Пскове. Обычно мы порознь. Забота о хотя бы минимальном финансовом обеспечении собственной жизни заставляет нас находиться в разных местах, разных часовых поясах. Совпадаем мы и собираемся вместе катастрофически редко. Поэтому с концертами все довольно тяжело. Когда совпадает так, что предложение приходит, и у нас есть возможность, мы это делаем. Даже если мы хотя бы вдвоем. Вот этот релиз «19/19» на «Картескважин» — там две концертных записи, и первую мы играем вдвоем с Денисом. А предыдущий концерт того же года, это было в январе 2019-го, мы играли с Женей вдвоем, Денис не мог. Вот такая свистопляска.
А что касается фестиваля «48 часов Новосибирск» — во-первых, это достаточно большая точка притяжения, а во-вторых, ее предваряет летний период. Театры в отпусках, и это возможность для нас что-то сделать (усмехается). По сути, вот все, что мы можем — летом поработать. И так от одного лета до следующего.

А когда вы работаете над новой музыкой, вам тоже надо собраться вместе или можно дистанционно?
Владимир: Скорее, это…
Денис: Долгая музыка.
Владимир: У каждого своя загрузка дефолта, причем в плане мыслей, идей, а не конкретного материала. Дорожками мы не обмениваемся — как правило, если кто-то уехал работать, там ему уже не до дорожек. Мы как-то об этом говорили, но ничего у нас в дистанционном режиме не получилось. Мы собираемся, садимся, включаем аппарат и поплыли — часик, другой, третий. Собираемся, синхронизируемся, потом другая встреча — и так уже могут начать появляться плоды. А по отдельности не очень получается.
Еще я заметил, что многие из ваших выпущенных релизов так или иначе основаны на музыке, написанной для чего-то еще — для спектакля, например, или для визуальной инсталляции. Вам обязательно нужно иметь какую-то внешнюю отправную точку, к которой музыка может как бы достраиваться? Или у вас есть музыка, которая рождается сама по себе, как звук, как собственное переживание?
Владимир: Это не обязательно, и мы сейчас от подобной практики отходим. Уже сплит с Рутгером, или последняя работа, «Reminiscence of Sound Shapes» — это все сугубо плоды наших посиделок. Мы сейчас двигаемся в сторону... даже не знаю, как ее описать (смеется). Для театра музыка часто строится на каких-то сэмплах, фрагментах, паттернах — а мы уходим в более потоковое звукоизвлечение. На этом нам и хочется фокусироваться, на нас троих.

Больше двигаться в сторону чистого звука.
Владимир: Но это, естественно, не просто звук. Ему тоже предшествуют долгие разговоры, размышления, и из этих полян мы его стараемся выращивать.
Евгений: Безусловно, за этим «просто звуком», как правило, есть какая-то история, какая-то концепция.

А можете привести пример, как подобная концепция может быть сформулирована? Я в том смысле, что мы же говорим о музыке, скажем так, лишенной прямого нарратива, прямого указания на какую-то лежащую в основе идею.
Евгений: Действительно, там нет, как правило, прямого нарратива, нет сюжета — вернее, нет истории, сюжет какой-то внутренний вполне может быть. Это может быть какой-то сложный ассоциативный нарратив — например, звук для последних «48 часов Новосибирск» рождался из каких-то тактильных ощущений, связанных с песком, с его течением, с размышлением о времени. Потом там появилась фактура железа, с которой тоже много всякого ассоциативного пошло. Конечно, оно выстроилось в какой-то свой нарратив — но это какая-то сложная нейронная сеть, схема.
Владимир: Если бы мы могли это сформулировать в одном предложении, то мы бы не тратили такое количество времени на совместное обсуждение. Это такое облако размышлений, тэгов, всего-всего — то, как мы чувствуем себя в настоящем, что с нами происходит.
Евгений: В идеале это все перформативные акты, только выраженные через музыку.
Денис: Через звук.
Евгений: Берется, например, какая-то тема, которая нас всех очень беспокоит — не знаю, какая... предположим, страх. И мы о нем очень много разговариваем. Ищем, как он может звучать.
Владимир: И это часы разговоров, сжать их сейчас до одного предложения очень сложно.
Это, получается, и своеобразная психологическая практика для вас, потому что в этих разговорах можно много всего важного проговорить?
Владимир: Такая задача и стоит, а насколько удается ее решить — порой не очень. Но да, как-то надо стараться выворачивать себя.
Евгений: Это побочная функция.

Такой приятный дополнительный эффект?
Евгений: Я бы не сказал, что он приятный (смеются).

Бывает и неприятный?
Евгений: Как правило.
Владимир: Как правило. Приходится как-то пробиваться через внутренние свои закрывашки, побеждать себя.
Учимся играть коротко
Сейчас у вас вышел новый альбом с концертными записями на «Картескважин» — помимо этого, что еще значится в каких-то дальнейших, долгоиграющих планах?
Владимир: Ну, есть планы допилить все-таки многострадальный второй полноформатник. Когда это случится, понятия не имеем — как только, так сразу. А из того, что более реально — вроде получили добро от ребят из Stellage издать работу в их серии RED. На первом сплите с Рутгером было три композиции — по сути, все они рождались из довольно продолжительных по времени полотен, потому что мы иначе не умели. Мы сначала очень долго учились играть продолжительно, не прерываясь, но чтобы не было скучно.
Денис: А теперь наоборот.
Владимир: Теперь учимся играть коротко (смеется).

Тяжело дается?
Владимир: Ну, конечно, с одних рельс на другие всегда непросто переходить. Потому что паттерны складываются, а тут нужно по-другому. А то ребята включили, и — аааа, пары часов как не бывало. А теперь надо в пять-шесть минуток целое высказывание уместить. На сплите у нас было три коротенькие версии, а длинная сохранилась только одна, на 34 минуты. Мы долго пытались ее издать — как отдельный релиз она никого не заинтересовывала, для сплита к ней пару найти тоже было очень сложно, потому что она очень самостоятельная. И вот она как-то так мыкалась-мыкалась, плюс я ее еще допиливал немножко — и как допилил, отправил Виктору [Усенко] из Stellage, у них сейчас очень хорошая серия RED выходит, и вроде как должны там издаться. На этом пока все.
Еще есть у нас хороший концерт, который мы сыграли с Женей, когда у нас была выставка в ЦК19 — когда мы хоронили «МЫК». Запись получилась какая-то, на мой взгляд, хорошая — может, доберемся до нее и издадим. И есть материал с «48 часов» — это тоже та еще задачка, потому что это композиция, которая длится шесть часов, без единого повтора. Как ее представлять публике, мы пока не решили. Видимо, будет вариант на часик-полтора — и мы еще думали, что можно угореть и сделать с десяток версий примерно по часу с разным монтажом, чтобы они не повторялись. Времени настолько угореть пока, похоже, не предвидится.