В этом году томскому музыканту Саше Огородникову 20 лет — свой первый сольный мини-альбом он опубликовал в 16, а свою первую группу «Водокачка» собрал с друзьями по детскому лагерю в 11. Всему, что делает Огородников, свойственно освежающее отсутствие претенциозности. Он учится в училище на фельдшера, периодически подрабатывает на стройке, и в его песнях, исполненных с невероятной, местами даже не очень комфортной честностью, обретают голос такие же, как он, простые парни из провинции, не избалованные обилием возможностей в жизни, те, кто считают рубли в кармане, чтобы хватило на сигареты.
При этом Огородников — поэт не социального, но личного, внутреннего, ноющего так сильно, что бывает стыдно говорить о таком даже с самыми близкими. Он поет о страхах, желаниях, сомнениях, о том, что иногда так остро хочется выйти с балкона — просто желание это может возникать не только потому, что внутри что-то необъяснимо и экзистенциально болит, но и потому, что бывает непонятно, когда в следующий раз хватит денег нормально поесть. «Мастера Сибири» встретились с Сашей в столовой перед его выступлением в Петербурге, и разговор получился таким же откровенным, как и его песни — о семье и преемственности, о деньгах и локальных возможностях, о том, страшно ли выходить на сцену и трудно ли вообще петь. Кажется необходимым отметить — обсуждая все это, Саша остается спокоен, уверен и прям. Его откровенность — не внезапный эмоциональный порыв, но осознанная жизненная позиция, избранный путь, которого нужно придерживаться в любых обстоятельствах. Это наблюдение дает ключик и к лучшему пониманию собственного творчества Огородникова.
Им как приз дали укулеле, пластиковую, со Спанч Бобом
Помнишь первую музыку, которую ты услышал и подумал: «В этом что-то есть, это прикольная штука, надо в этом разобраться»?
Самую первую я не помню — все же дети слушают то, что их родители слушают, что в маршрутках играет. Но я помню, что первая группа, которую я начала осмысленно слушать в 9 лет, была «Сплин». У меня мать любила эту группу, и она рассказала, что когда была мной беременна, как раз вышел альбом «25 кадр» (я в марте 2001 года родился), и она его слушала, когда я уже был сформировавшимся внутри. И потом мне 9 лет, и я такой: «Блин, альбом "25 кадр" — это неплохая музыка».
Но сейчас я не могу их слушать. Я иногда слушаю какую-то музыку, типа The Cure, слышу что-то знакомое и понимаю, что это было в песне «Сплин» через несколько лет после этой песни. И так обидно становится за группу моего детства, когда такие штуки всплывают. Я ее не слушаю, чтобы не разочаровываться.
А как сам начал играть? Как этот переход произошел от слушания к деланию?
Это было, кстати, примерно в то же время. Мне 9 лет, мне нравится группа «Сплин», я думаю, что это музыка, которую было бы интересно самому поиграть, и я говорю: «Мама, отдай меня на гитару». Мама такая: «Ладно». Сначала мне сильно не нравилось. Там был кружок с классическим уклоном, где ты не просто песни аккордами играешь, а вы садитесь, ты ставишь ногу на подставочку, берешь гитару и играешь всякие классические испанские произведения. Сейчас я понимаю, что это очень круто, что я зря ушел из того кружка и играю аккордами. Но тогда мне было скучно и не хотелось этим заниматься, несколько раз хотел бросить. Где я теперь?
А если о своей собственной музыке говорить?
У нас откуда-то появился айпад. Мы его не купили, он случайным образом у нас оказался, самый первый. Это был 2014-й или 2015-й. Там был Garage Band. У меня уже была укулеле на тот момент, и я записывал через встроенный микрофон айпадовский укулеле и делал там какие-то драм-машинки, какие-то синты — инструментальную музыку. Я не знал, как ее выгружать оттуда, поэтому просто приносил своим друзьям айпад, открывал и такой (показывает, будто торжественно нажимает на кнопку): «Слушайте». Мы «Водокачку» потом записывали на айпад, когда я узнал, как оттуда файлы выгружать.
А укулеле как появилась у тебя?
В кружке, куда я ходил, другие ребята участвовали в каком-то конкурсе и заняли первое место. Им как приз дали укулеле, пластиковую, со Спанч Бобом — ну, детский же конкурс. А я пришел на занятие и руководительницу спрашиваю: «А что это такое?» Она говорит: «Укулеле, гавайская гитара». Говорю: «А можно попробую?» Попробовал на занятии, прикольно. Попросил ее домой поиграть. «Бери, ладно». И потом крестный подарил мне пару тысяч рублей на какой-то праздник, и я их инвестировал в свою первую укулеле, которая стоила 1,5 тысячи. На ней до сих пор младшая сестра играет.
То есть ты попробовал поиграть и понял, что есть какая-то связь с этим инструментом?
Мне показалось, что это мне больше подходит, чем гитара. Это струнный инструмент, с теми же принципами игры, но он какой-то более... Что-то во мне срезонировало, как-то сильнее, чем с гитарой. Мы шутим в нашем медицинском колледже про мышцу, поднимающую яичко — я решил, что это оно.
Так, получается, сначала у тебя была группа «Водокачка»?
Да. Мы ее собрали, нам было 11 лет всем, кроме вокалиста. Вокалисту было 12. В 11 или в 12 лет — это еще принципиальная разница, человек типа в другом классе. Мы поехали все в детский лагерь, жили в одной комнате, сидели и играли на гитарах. Это был какой-то полуприкол вообще: «Ахаха, наша группа называется "Водокачка"!» Потом шутка затянулась. Так начиналось все.
А вы что-то успели сделать? Концерт дать, альбом записать, в таком духе?
Группа «Водокачка» до сих пор существует — без меня, но существует. Они тут даже концерт играли, в феврале 2020-го, перед тем, как все закрыли. В 2018-м мы выложили альбом — что интересно, три года прошло, а там до сих пор по прослушиваниям какие-то дикие цифры абсолютно. И я вывожу реальные деньги до сих пор с этого. Мне есть нечего, я вывожу деньги, покупаю себе еду и думаю: «Классно, что мы записали этот альбом».
Есть старые фотки — микрофон примотан скотчем к гладильной доске, в верхнюю часть, которая под утюг, чулки женские натянуты, и это все привязано к люстре. На этой конструкции происходила запись вокала.
Ты про прослушивания на стримингах?
Да. Мы на этом зарабатываем. Не сказать, что это дикие деньги, но все равно приятно заработать немного мелочи. Мы очень долго этот альбом записывали, через боль и страдания, на разных квартирах. Он так и называется — «Запись не в студии». Есть старые фотки — микрофон примотан скотчем к гладильной доске, в верхнюю часть, которая под утюг, чулки женские натянуты, и это все привязано к люстре. На этой конструкции происходила запись вокала.
Отлично. А как ты потом сделал следующий шаг к тому, чтобы уже играть самостоятельно?
Это не так линейно было. Я писал какие-то наработки, еще на айпад, просто дома у себя. И часто приносил ребятам на репетиции какие-то тексты, аккордовые прогрессии, партии, а они говорили, что не подходит. Звучит нормально, но не подходит. Я такой: «А что это будет пропадать?» И начал что-то сам записывать. Ну, и все. Сначала также на айпад записывал, а потом у меня случайно оказалась внешняя аудиокарта, которая еще выглядела, как спидометр из УАЗика, там был индикатор, который показывает уровень громкости сигнала. Он был круглый, и стрелка там прыгала. Потом я пересел за комп и в октябре 2017 года выложил EP из двух треков, свою. В 2018-м мы выложили альбом «Водокачки», то есть оно параллельно существовало. А в начале 2019 года я ушел из группы, потому что... Меня всегда тяготит, когда есть формальная должность, но по факту ты не то, что не реализуешь себя в этой должности, а ничего не делаешь на этой должности. Я устал от этого и подумал, что ребятам лучше без меня. Ну, и они (собирались) в Москву и в Питер, а я остался тут в Сибири.
Даже если собьюсь, буду винить только себя
А помнишь свой первый сольный концерт, где ты выступал один, сам, со своим материалом?
Ага, очень хорошо. Это был концерт группы «Звезды». Он был 14 апреля, а мне Гена (Квитков, основатель группы «Звезды» — Прим.Ред.) написал числа 10-го. Говорит: «Ты выступаешь со своим проектом?» А я в 10 классе на тот момент. Я понимаю, что раз он спрашивает, выступаю я или нет, наверное, за этим последует какой-то вопрос. А я ни разу не выступал и не репетировал. Он такой: «Хочешь 14 числа выступить со мной»? Я такой: «О, прикольно! Да, хочу».
Отвечая «Да, хочу», я понимал, что у меня нет идей, как выступать. Вообще. Думаю-думаю, выключаю в проекте укулеле и голос, где тихие места, там прописываю по хай-хэту, чтобы отсчет какой-то шел, это все загружаю, импортирую. И что дальше делать? Ноутбука у меня нет. Я скачиваю файлы в телефон, иду на следующий день в музыкальный магазин, покупаю стереопару. Я в школе учился и ставил себе до 14-го репетиции, две или три. Я ставил их с 5 до 7 утра, чтобы отрепетировать, и в 8 утра уже сидел на первом уроке.
В смысле, в школе можно было как-то репетировать до занятий?
Не в школе, это была репточка. В Томске в чем плюс: почти все репточки бесконтактные. Это взрывает мозг всем омичам, челябинцам. Ты просто заранее записываешься, тебе говорят «окей», ты скидываешь деньги, набираешь код в замке, заходишь, все подключаешь сам и репетируешь, потом все выключаешь. Я репетировал с 5 до 7 утра, потом все собирал и ехал в школу.
Страшно было?
Первый раз выступать? Я же выступал до этого, с «Водокачкой» на фестивале Muz-Online. Мы ходили на прослушивания, «Водокачкой» репетировали, выступали иногда на каких-то мероприятиях городских, 2–3 песни играли. Это в целом был не первый мой выход. В группе я играл на укулеле, она у нас была вместо лидирующей гитары. Классная должность, я скучаю до сих пор. Да, я помню, что было нервно, я даже попросил своего друга, барабанщика «Водокачки» — он мастерил мне все релизы, включая последний, он здесь учится на звукаря — выйти со мной на сцену, потусоваться, потому что мне некомфортно. В рэпе, особенно у олдскульных рэперов, есть такое понятие, как хайпмэн — это человек, который такой на сцене делает «эгегей». И Лев был хайпмэном: взял у кого-то солнцезащитные очки, просто тусовался на сцене, делал вид, что что-то подкручивает. А там нечего было подкручивать, из телефона шнур — просто в пульт, и все. Я видосы пересматриваю, и мне очень смешно. Было здорово.
Помощь хайпмэна помогла?
Да! Очень сильно. (В Томске) Была на тот момент Лена Кузнецова, она позвала на следующий гиг выступать, а на следующем меня увидела организатор следующего гига, и вот так пошло-поехало.
Было ли для тебя что-то такое в одиночном выступлении из того, что ты не предполагал, что будет? Какое-то открытие?
Первый раз я нервничал, потому что не понимал, как это будет. А уже на втором или на третьем я понял, что мне, наверное, морально проще выступать одному, потому что я знаю, что плейбэк не собьется. За себя я знаю, что я не собьюсь. Даже если я собьюсь, я буду винить только себя. Бывает же в группах такое, что люди отыграют и потом такие: вот, блин, что, ровнее нельзя было?
Потом я становился старше, анализировал себя, даже не в этом плане, а в психологическом. И понял, что с детства у меня есть и до сих пор сохраняется мысль — если ты хочешь что-то сделать, делай это сам. Либо плати людям деньги за то, чтобы они делали, профессионалам. А денег нет, поэтому своими силами. Гармонично все складывается.
Оно все так отдельно, отдельно
Я у тебя в паблике наткнулся на давний пост о том, как ты поехал в Кемерово и обнаружил, что выступать нужно в филармонии. Если говорить в общем, то где обычно ты выступаешь? Что это за площадки, в каких городах?
Вся независимая сцена живет выступлениями в барах. Иногда бывают интересные штуки. Мы с Митей (Шатовым, музыкантом группы «Опасное лето» и сооснователем лейбла «Яма с землею» — Прим.Ред.) делали концерт под мостом в Томске, просто под обычным мостом. Туда приперли бревна, чтобы люди сидели, сделали акустику. Делали с ним концерт в столярной мастерской, заказали туда оборудование. Делали в бетонном подвале, делали на скалах, на Чертовом пальце. Сейчас в планах сделать что-то на природе, но пока это только классная идея. А так — бары. Еще в июне должен же был быть Ural Music Night, я должен был там выступать. У меня был небольшой конфликт с организаторами из-за того, что они меня поставили на сцену «Литературный квартал». Это парк, окруженный двухэтажными домиками старинными, там комплекс музеев по литературе XIX–XX веков. И там как раз должна была быть сцена. Я послушал, кто там еще должен был выступать... Там были ребята, которые под акустическую гитару поют песни про речку и про город. Я ничего против не имею, но было бы странно еще и меня к ним добавить. Я хотел согласиться, чтобы вызвать ощущение абсурда и замыкания, но передумал.
С филармонией было странно. Там еще дядька, который организовывал концерт... Я ему райдер скидывал, пишу: «Том и райд будут»? А он мне пишет: «Это что?» Я говорю, что это барабан такой на ножках и тарелка от ударной установки. Он такой: «А что, надо?» Да, надо. И я приезжаю, понимаю, что это выглядит, как филармония, но это как бы культурный центр на базе филармонии. И это был не какой-то совместный гиг, а единственный концерт, где я играл один. Пришло 12 человек, включая мою бабушку, которая там живет. Организатор вышел на сцену и объявил меня в свадебном стиле типа: «Выступает вокально-инструментальный ансамбль». Я потом узнал, что он тамадой на свадьбах работает. Интересный опыт, конечно.
Где-то наткнулся в твоих высказываниях, раз про Кемерово заговорили. Ты говорил, что в Томске в плане ситуации в области современной культуры, частью которой ты можешь себя считать, все-таки получше ситуация, чем в Кемерово и Новосибирске. А в чем разница, как бы ты ее описал? Что происходит там, что происходит в Томске?
Это высказывание немного утрированное, потому что я сужу со своей колокольни музыканта. Я не особо вхож в тусовку художников, в тусовку фотографов, не знаю, что у них. На мое первое выступление в Кемерово пришло 12 человек, на второе выступление, когда мы поехали с группой «Смех Зелибобы» и сделали все прилично в баре, пришло человек 20. При этом, как ни спросишь у кого в Кемерово, в Новосибирске — какие у вас мероприятия проходят? Да никакие — из Омска, из Красноярска никто не приезжает, потому что на них приходит 20 человек. Если у тебя моральные и финансовые ресурсы позволяют ездить и играть для 20 человек, то прикольно, но я решил, что в ближайшее время в Кемерово я не поеду точно. В Новосибирске мой знакомый занялся мероприятиями такого характера, и как-то все немножко поднимается благодаря его работе. А так там никому ничего не надо.
Мы говорили с Димой Гусевым, он же долго там жил. Он говорит, что если у томича есть 500 рублей, то томич 18-24-х лет пойдет заплатит 200 рублей за проходку на гиг и на 300 рублей попьет пиво, а новосибирец займет у кого-нибудь сотку и выпьет два пива. Это со слов Димы. Ну, и так, в целом, мне кажется, там ничего не происходит. Хотя и в Томске не сказать, что много чего происходит.
Я как раз хотел спросить об этом. Какой климат музыкальный в Томске сейчас?
Я же год в Томске не жил, я жил в Екатеринбурге с августа прошлого года до недавнего времени. И теперь, когда я возвращаюсь в Томск, я прощупываю почву, чтобы понимать, что там происходит.
Почему групп много, но слушать из этого не хочется ничего, при всем уважении к людям, которые это делают? Почему? Почему так происходит? Потому что, на мой взгляд, это просто ребята, которые вместе тусуются, и у них все на этой тусовке завязано. У них группы переплетаются, собираются в разные комбинации, и получаются разные группы, но это одни и те же люди, которые в принципе делают одно и то же — переписывают рок из 90-х.
Еще 2020 год сильно ударил по независимой движухе.
Не сказать, что до 2020 года она была в хорошем состоянии. Был сильный всплеск томских артистов в 2013-2015 году: «Бумажные тигры», «Звезды» и так далее. Сейчас многие разъехались, многие нашли стабильную работу, и оно все задыхается медленно. Тимур из группы «Осадок» и Егор (Вольф, «Зачарованные», «Смех Зелибобы» — Прим.Ред.) делают гиги для друзей. Когда вижу афиши, пишу им — как прошло, что там по финансам? Да, человек 40–50. Есть еще тусовка Thug Life, но они странные ребята, в гаражах ближе к окраине делают всякие концерты. Они панки, к ним условно приезжают из Барнаула, но их тусуется человек 30. И оно все вот так отдельно, отдельно. Единственные два народных мероприятия в Томске — это Street Vision и тусовки Zen. А так, чтобы 100 человек пришло на локальный гиг — в Томске такое, наверное, было в 2019 году в последний раз. И то это был гиг, где был я, «Звезды», «Бумажные тигры», «Серпень» и «Штадт». И вот на это пришло под сотку человек или даже больше. Но чтобы на локальный гиг столько приходило, такого нет.
У вас с уже упоминавшимся Димой Шатовым есть лейбл «Яма с землею». Вы когда решили, что у вас будет лейбл, будет какая-то деятельность, как вы для себя определяли, для чего вы это делаете? Что вы при помощи лейбла хотите сделать?
Мы всегда использовали не очень удачную, как я сейчас понимаю, метафору про веник: прутики легко ломаются, а веник нет. А потом один наш знакомый нас спросил: «Нафига? Так никто не проживет что ли?» И у меня тогда в голове родилось случайно удачное определение. Я думаю, что томская музыка — это как ключ чистой воды, который бьет из земли. А мы те люди, которые траву скашивают вокруг, ступеньки делают и краник, чтобы воду можно было набирать.
Есть паблик «А кто это идет по проспекту Ленина», такой архив томской музыки, начиная с 1980-х годов — там все 90-е, нулевые. Было бы здорово, если бы лет через 20–30 — непонятно, где я буду, где Дмитрий, но мне бы грело душу, если бы молодые в тот момент люди находили (нашу работу), слушали и чувствовали преемственность. Что это не в вакууме появляется. И преемственность не только с общемировой, российской сценой, но и с локальной, которая все равно обуславливается какими-то локальными факторами. Это тоже важно. Как, например, в Якутии, там лейбл «Юность севера» — даже Bandcamp пишет про них статью, их вывешивают на главную страницу. Это круто, и это получилось, потому что туда с гигами никто не ездит. Туда уехать — себе дороже. Посыл такой, если резюмировать — «Яма с землею» делается, чтобы люди, которым сейчас это интересно, могли бы послушать, что происходит в томской музыке сейчас. Ну, и «плевок в вечность».
Если говорить о преемственности — ты как музыкант чувствуешь связь с томскими музыкантами-предшественниками?
К сожалению, нет. У меня все с этим сложно. Даже с родственниками у меня такая ситуация. Вот есть моя мать, а у нее был дед, и я его воспринимаю не как моего прадеда, а как маминого деда. Я вот чувствую связь с матерью со своей, с отцом, но при этом чувствую себя очень изолировано от людей в принципе, мне тяжело в этом плане. Наверное, поэтому мы сделали «Яму», которая будет, возможно, обеспечивать этот фактор преемственности, потому что у меня с ощущением преемственности музыкальной и привязанности человеческой есть определенные проблемы.
Если говорить о какой-то финансовой стороне существования лейбла, эта деятельность что-то приносит? Окупает затраты? Или это больше оплачивает проект, в который вы вкладываете силы, время и все?
Ну, как мы зарабатываем? У нас все заливается на все стриминги с одного аккаунта, и мы оттуда выводим какие-то деньги, но это капля в море. Что мы делали для того, чтобы привлечь финансы со стороны, так это мы издавали «Мышиного СПИДа» на кассетах, но там тоже себестоимость кассеты была 125 рублей. Мы продаем ее за 250 рублей, получается 125 рублей, которые делим пополам. Чаще всего у нас с Дмитрием нет денег просто на себя, поэтому эти 62,5 рубля уходят каждому в карман, чтобы кто-то сигареты себе купил. Часто думаю, что мне хотелось зарабатывать на музыке не для того, чтобы не работать и жить в удовольствие, а чтобы мы могли закупать рекламу нормальную, издавать кассеты хорошо и красиво. Ну, то есть, сейчас лейбл существует на бесплатных основаниях. У нас еще есть дизайнер в команде, девочка с нами работает с прошлого сентября. Ну, и мы все шутим, что когда-нибудь, Насть, мы будем платить тебе оклад, и тебе не придется ходить на работу. Но пока нет.
Собрался к другу, иду по Тимирязево и плачу от песни — что со мной не так?
Ты выступаешь под собственным именем. Насколько то, о чем поет певец Саша Огородников, совпадает с тем, что испытывает внутри себя Саша Огородников?
Вообще я всем говорю, что это лирический герой и все такое, но это же не скроешь по факту. Люди, которые меня знают, понимают, что оно очень связано с тем, что происходит. Пока музыка для меня — это этап психотерапии. Хочется делать что-то более профессиональное, с более обдуманным подходом, но пока как получается, так и получается. Есть, конечно, песни, которые мне нравятся тем, как они технически написаны, и каждый раз, когда я их исполняю, что-то происходит, как в песне «Родной». Самое сильное было, когда я на Street Vision в Томске исполнял эту песню — там что-то перемалывалось и выплескивалось, и мне кажется, что у меня получается выплескивать в такое русло, чтобы это выглядело, как качественное выступление: эмоциональное, энергетически заряженное. После выступления хочется только упасть где-нибудь, и чтобы никто не подходил. Эти песни, они же не за один день написаны. Самые ранние я исполняю еще с 2018 года. Это как история болезни, спрессованная до 40–50 минут, которую ты через себя пропускаешь одновременно. После такого, конечно, думаешь: «Ох, нифига себе, надо посидеть, просто подумать в тишине, сигарету покурить».
А у тебя меняется со временем к каким-то старым песням отношение? Бывает такое, что ты смотришь на текст, написанный 2–3 года назад и думаешь: «Блин, что это вообще»?
Да. Я раньше в паблике очень много стихотворений своих публиковал. В какой-то момент мне заняться было нечем, я пролистал их, читал и думал: «Какой стыд вообще!» Там было этих стихотворений штук 30, я взял тексты, скопировал в отдельный гугл-документ, вставил, а посты выпилил. Мой паблик был создан 1 мая 2017 года, и если его читать последовательно, то получается прикольно. Но иногда не хочется, чтобы какие-то моменты, которые ты на эмоциях выплескивал в 16–17 лет, ассоциировались с тобой дальше. Хочется какие-то вещи все равно скрывать, то, что не входит в твой медийный образ.
Родители или друзья из близких слушают, говорят тебе что-то?
Мать все слушает, отец тоже. Отец очень сдержанный человек: «Я послушал, да, хорошо, хорошо». И кивает еще. А мать... На мой день рождения как раз вышел последний альбом. Я же в Екатеринбурге жил, и она ко мне приезжала. Она удаленно работала по утрам, и как-то, прежде чем со мной встретиться, села работать, и такая: «О, у сына вышел альбом, надо заценить». Послушала Black Pop полностью, мы встретились, она поздравила с днем рождения, я спросил: «Послушала? Что думаешь по поводу этого всего?» Она сказала, что не была удивлена вообще ничему. «Оно все в пределах твоей личности. Видно, что оно не придуманное, а это ты на самом деле. Этот альбом — это ты прямо сейчас». Говорит, что не была ничему удивлена в плане содержательного, а в плане музыки и технической части сказала, что лучше стало, бас качает. У меня мама очень крутая, прогрессивная. Яблоко от яблони...
Я зацепился за фразу из песни «Звезда рок-н-ролла», что ты не звезда, и что ты бы этого не вывез. Чего не вывез? Сложностей, связанных образом жизни звезды, или тут что-то другое?
Ну, да. Был наглядный момент. Мы на Street Vision выступали с Юлей из «Узницы совести» — я у нее на барабанах играл на лайве, а после нас бы Вика Чехова (группа «Убийцы Crystal» — Прим.Ред.). Юля выступает недавно совсем, и видно, что Юля прям выкладывается, и оно как у меня — через тебя проходит. А Вика выступает лет 8, и она уже работает, как артист. Это не о том, что Юля классная, а Вика плохая; это о том, что, если бы Вика каждый раз все через себя прогоняла, она бы не вывезла такого. И что вообще в образе жизни звезды рок-н-ролла много сложных вещей, помимо выступления. Ты садишься, наконец-то выкраиваешь время, записываешь новую музыку и понимаешь, что ты уже 30 минут тупишь в пустой проект. Это реально сложно. Не говорю, что это правда для всех, но мне кажется, что в сознании простого человека жизнь какого-то артиста популярного часто представляется сказкой. Они зарабатывают много денег, могут много себе всего позволить — а на самом деле им надо выкладываться, пахать. Много денег просто так не платят. Если ты хочешь быть звездой рок-н-ролла, нужно быть готовым к тому, что придется много всего вывозить.
В самом названии «Звезда рок-н-ролла» есть привет группе «Зоопарк»?
Конечно, конечно. Когда я выпускал сингл «Звезда рок-н-ролла», там была обложка, Настя, наш дизайнер, рисовала. Там была моя комната: диван, ковер, на табуретке ноутбук, педали валяются, и сзади на стене висит портрет Игги Попа, хотя это логически никак не обосновано.
То есть, у тебя в комнате его на самом деле нет?
Нет. Но это изначально моя идея. Я рисовал черновики обложек, а Настя делала из этого то, от чего кровь из глаз не идет. И на стенке Игги Поп, потом Науменко, потом Фео, потому что у «Психеи» был шикарный кавер (на эту песню), я заплакал, когда в первый раз его услышал. И потом моя фотка. У «Психеи» правда очень хороший кавер, у меня в песне это повторяется: «Когда ты кончишь петь, когда ты кончишь петь». У «Психеи» там тоже гитара преисполнена отчаяния, Фео тоже там на связках протягивает «Когда ты кончишь петь». Собрался к другу, иду по Тимирязева и плачу от песни «Звезда рок-н-ролла» — думаю, что со мной нет так?
Да просто песня пробирает, почему сразу «не так». Еще хотел общий вопрос спросить, в контексте разговора про «Яму с землей», родник и все остальное. Где-то ты говорил про продвижение сибирской музыки, что, если и хочется заниматься чем-то, так именно этим. Ты как человек, действующий в Сибири, чувствуешь, что у музыки, которая делается в Сибири, есть своя идентичность, которая отличается от того, что делают в других местах?
Тут дело не в идентичности даже. Скорее всего, я это говорил после того, как мы съездили на Moscow Music Week. Это фестиваль шоукейсов. Я пришел туда ради группы «В**би ему, Донателло», они реально профессионалы, но, к сожалению, я их живьем послушал только в марте в Екатеринбурге. А там играли группы, какие-то такие... Самое неприятное чувство я испытал на группе «Сияние». Не все люди понимают, когда говорю, что группа «Сияние» — это отвратительно. Я не говорю, что это отвратительные люди, я говорю, что это отвратительная музыка. Они звучат, как пацаны, которые услышали какую-то группу из 90-х и сказали: «А давайте также». Условный «Смех Зелибобы» звучат, как пацаны, которые услышали музыку из 90-х, сказали «А прикольно!», перемешали как-то и выдали что-то свое. А когда я слышу условную группу «Сияние», я не слышу творческой работы. Они в конце играли кавер на песню «Alison» группы Slowdive, и это звучит как хорошая песня группы «Сияние». Были еще какие-то гитарные группы, которые все звучали, как западный рок из 90-х, один в один, но на русском, но и не всегда понятно, что на русском, потому что вокал провален.
Я усиленно старался следить за тем, что ребята выпускают в Москве. Был до недавнего времени лейбл «Домашняя работа», я следил, чем они занимались. Реально стоящих групп очень мало. Почему групп много, но слушать из этого не хочется ничего, при всем уважении к людям, которые это делают? Почему? Почему так происходит? Потому что, на мой взгляд, это просто ребята, которые вместе тусуются, и у них все на этой тусовке завязано. У них группы переплетаются, собираются в разные комбинации, и получаются разные группы, но это одни и те же люди, которые в принципе делают одно и то же — переписывают рок из 90-х. Соответственно, информационный запрос на независимую музыку какую-то, не будем делить по регионам, а в целом, он заполняется. Я не говорю, что вот они, черти, отбирают у нас инфополе, а вот если бы мы с «(Шумными и угрожающими) Выходками» вышли в топ инфополя, то это была бы музыка.
Просто хочется, чтобы что-то другое тоже было представлено?
Да. Я делю для себя музыку на музыку, которая дает тебе какое-то творческое вдохновение условно, и на бесплодную. И при том, что бесплодная музыка — это не равно плохая музыка. «Психея» — это самая бесплодная музыка, которую я слышал в своей жизни. Послушав ее, ты можешь только одно после этого сделать — перезаписать «Психею». Ты можешь сделать больше гитары, или больше драм-н-бейса, но функционально это будет «Психея». Про первую пластинку Velvet Underground говорили, что пластинку купили 500 человек, но каждый группу свою собрал. Мне кажется, если вот так расширять эту цитату, с которой начался вопрос, то под продвижением сибирской музыки я имею в виду, что мы все равно меньше завязаны на тусовках. На мой взгляд, мои друзья-музыканты, что «Печатная машина», что Егор, что «Смех Зелибобы», больше направлены на то, чтобы писать музыку и выступать, чем на то, чтобы тусоваться с ребятами, устраивать гиги и просто пиво пить и угорать. Я об этом. То есть, это не просто: «Сибирь, ледяная, вперед!», а именно про отношение другое.
4468
02 Ноября 2021
Материалы по теме