«У нас нет репертуара. Все, что мы делаем, можно увидеть раз, максимум два»

Cупружеская пара Дмитрий Гомзяков и Ольга Райх, оба режиссеры томского ТЮЗа, рассказывают, как запустили собственный независимый театральный проект


Независимый театральный проект «ОткрытО» из Томска, созданный супругами Дмитрием Гомзяковым и Ольгой Райх, работает уже два года. За плечами у творческого дуэта организация читок пьес современной драматургии, спектакль\путь «Человек²», еще несколько спектаклей и экспериментальный проект «Комната», поставленный в условиях вынужденной изоляции.

Дмитрий Гомзяков — актер и режиссер Томского театра юного зрителя. Среди его работ постановка по пьесе Антона Чехова «Чайка», вошедшая в шорт-лист премии «Золотая маска» сезона 2018-2019, а также активное участие в проекте «Дыши свободно».

Ольга Райх — также актриса и режиссер томского ТЮЗа, автор театрального эскиза по автобиографии Патти Смит и множества других работ, рассчитанных как на взрослую, так и на детскую аудиторию.

«ОткрытО» работает как продюсерский театр: редкая читка пьесы повторяется в нем дважды, а спектакли ставятся ограниченное количество раз. Мы поговорили с ребятами о том, что такое продюсерский театр, чем он отличается от государственных, а также насколько тяжело сочетать личную жизнь и работу.

1


Всегда же хочется, чтобы в первый раз все было идеально, но это, конечно, мечты.


Идея проекта — как она возникла? Насколько я помню, началось все примерно два года назад.
Дима: Да, около того. Идея проекта несколько раз менялась. Изначально мы хотели сделать некое пространство, физическое и творческое, где люди работали бы сообща, в такой коллаборации. Отсюда и название — «ОткрытО». Народ что-то мутит, мы курируем, сами в этом же пространстве делаем свои проекты.
Существуют же Дома актеров в разных городах? Там тоже люди приходят и что-то делают, есть художественный руководитель — на эту концепцию мы первоначально и опирались. Но в итоге эта идея выросла в полностью авторский проект, где мы сами хозяева и делаем то, что хотим. У нас были попытки с кем-то завести отношения, но в итоге все равно остались вдвоем с Олей.
Оля: Я не помню ни про какие Дома актеров. Для меня это изжитые вещи, которые, как и государственные театры, существуют за счет выработанного годами механизма. Механизм уже перестал работать структурно, но по инерции существует.
Дима: Мы хотели создать пространство, в котором собралась бы культурная тусовка Томска, которая очень разрозненная. У нас люди, которые занимаются современным театром, между собой не очень хорошо знакомы, а что говорить о тех, кто работает в жанре современной хореографии... да чего угодно. Понятно, что про нас никто не знал, когда мы клич кинули: «Давайте собираться вместе!» Никто не услышал и не узнал — это тоже про разрозненность, ведь так?
Оля: Мы понимали, что хочется общаться и тусоваться, но не просто веселиться, а по поводу. Решили, что таким поводом будут, например, читки. Собраться с людьми, которым тоже это интересно, с которыми можно пообщаться, потусоваться, завести какие-то новые связи.
Дима: Важно понимать, что за эти два года и проект, и мы сами очень сильно поменялись. Если сравнить, как я видел театр и проект тогда, и что думаю сейчас, то кажется — как я мог тогда так думать, это же смешно!

Расскажите о первом событии, которое вы провели как ОткрытО?
Дима: «Мама» — эскиз по пьесе Аси Волошиной, который мы сделали в рамках ТЮЗовского проекта «Дыши свободно». Мы понимали, что эскиз получился, его нужно докрутить и показывать, как спектакль. Так и вышло, что этим спектаклем мы открыли новый проект. Но сейчас, с высоты двух лет, я открытием сильно недоволен. Желание открыться было огромным, а опыта и понимания, как это сделать, было мало, и пришлось пойти на какие-то вещи, соглашаться на которые не стоило бы.

Например?
Дима: Было пространство «Цех», которое потом очень быстро закрылось. Оно существовало на базе какого-то молодежного государственного проекта. Мы договорились провести открытие у них, но дальше стало понятно, что это не наша атмосфера, не наша аудитория, нет заинтересованности. Пришлось искать новое место. Мы с Олей тогда кроме театра работали в школе искусств «Виртуозы», где нам согласились предоставить площадку. Она тоже не подходила нам ни по пространственным, ни по техническим характеристикам, но мы хотели открыться. И сделали это, пускай даже в таком кухонном, студенческом формате. Причем пришло очень много (для независимого театра в Томске) народу — около сотни. А зарегистрировалось 130 человек.
Оля: А мне кажется, что это абсолютно нормальный путь! Даже когда у нас все шло к тому, что ничего не получится...
Дима: Учитывая, что мы уже переносили открытие!
Оля: Да! Я понимала и говорила, что нужно сделать шаг, а потом уже посмотрим, что выйдет. Всегда же хочется, чтобы в первый раз все было идеально, но это, конечно, мечты.
2


В этом была некая маргинальность, хотя нам представлялось, что будет изысканно.


Дима: У Оли есть подруги, которые занимаются разработкой фирменного стиля. Мы подумали, что нужно «зайти» на рынок с крутым дизайном, чтобы у нас сразу было лого и так далее. Звоним мы этим подругам и понимаем, что они нам задают конкретные вопросы, на которые у нас нет ответа.
Оля: Про нашу аудиторию, продукт и так далее. Мы ничего на это не можем ответить.
Дима: В итоге одна из этих девушек, Саша, предложила нам сперва открыться, а потом уже думать об индивидуальном стиле. Еще мы сперва делали на выступлениях фуршеты, но сейчас прекратили эту практику. В этом была некая маргинальность, хотя нам представлялось, что будет изысканно. Если ты помнишь, во время обсуждений я иногда сидел, держал между ног бутылку, пытался ее открыть и одновременно вести разговор. Сейчас вспоминаешь и думаешь: «Ну такое».
Оля: С другой стороны, это не только наш опыт. Та же Саша сказала, что к ним за разработкой стиля приходят после двух лет, когда проект уже работает, аудитория понятна, есть готовые кейсы, и можно от всего этого отталкиваться.
Дима: Да, я понимаю, что все это было не зря, в этом все равно была идея. Конечно, я не списываю все только на инерцию томского сообщества. Мы были еще не раскрученные, нас никто толком не знал. И еще наше позиционирование — фраза «организация творческого процесса» — вносило путаницу.

Какого рода?
Дима: С самого начала к нам обратилось два человека, готовые делать какие-то проекты вместе.
Оля: Первая девушка пришла со своим спектаклем, но она хотела его сразу коммерциализировать, и решила, что мы занимаемся именно организацией условий для постановок, а это конечно же не так.
Дима: Потом был еще один парень, автор песен, хотел организовать серию концертов. Их ввело в заблуждение слово «организация». Поэтому сейчас мы представляемся просто как театральный проект «ОткрытО».

Логотип при этом у вас остался тот же самый, что и два года назад.
Дима: Раскрою секрет — однажды ночью перед показом мы попросили нашего друга Вову Бутакова (также актер томского ТЮЗа — Прим.Ред.) сделать нам логотип, вот он и сделал. И, как говорит Оля, ничто так не постоянно, как временное — два года логотип с нами. Причем после этого художник, с которым мы ставили «Чайку», предлагал мне другой вариант.
Оля: Мы уже смотрим и понимаем — нет, это нам не подходит.
Дима: Да, когда есть выбор, все становится понятнее. Позже мы открыли детское направление, «ОткрытО: kids», и я предложил выделить второе слово разноцветным, а Оля отказалась. Но спустя две недели передумала.
3


Ты занимаешься журналистикой, кто-то кофе варит, но творческий потенциал есть у вас обоих.


Давайте поговорим об «ОткрытО: kids».
Дима: Это направление возникло где-то через год после открытия основного проекта.
Оля: Мне одинаково интересно заниматься и взрослыми проектами, и детскими. У меня уже была группа детей, за которых я, как мне кажется, несу ответственность, с которыми мы уже что-то делали. Они ушли за мной из той школы, где я начинала преподавать.
Дима: Важно понимать, что у «ОткрытО» изначально было три больших направления: взрослый театр с его читками, спектаклями и перформансами, затем «ОткрытО: kids» — и вот тут у нас возникло недопонимание. Это не школа. Это именно детские спектакли, спектакли для детей. Прошло время, прежде чем у нас получилось развести эти два направления с третьим, «ОткрытО: school», где мы сделали три полноценные возрастные группы: для совсем маленьких детей, подростков и взрослых.
По этой же логике мы разделили аккаунты в Instagram: один о взрослых, один о детях. Но это произошло после мероприятия «ОткрытО: каникулы», когда пришло много мам, которым нужна была информация в концентрированном виде только о детском направлении.

Эта женская аудитория потом приходила на ваши «взрослые» проекты?
Дима: Кто-то — да, кто-то — нет.
Оля: Некоторые, наоборот, приходили на читку для взрослых, а потом узнавали, что есть и детское направление.
Дима: Аудитория мам очень активная, намного активнее остальных! Подписчиц у «ОткрытО: kids» намного больше, чем во взрослом аккаунте.
Оля: Мне очень нравится, когда родители приходят с детьми и рассказывают, что побывали и на наших взрослых показах, не только в «ОткрытО», но и в Театре юного зрителя.

А что с образовательным направлением?
Дима: Преподавание — это миссия. Я смотрю на то, как Оля занимается с детьми, и понимаю, что мне до нее далеко. У нее есть дар отдавать, а я только пытаюсь этому учиться. Идея набрать какой-то курс появилась давно. Сперва у нас была одна детская группа, которая ушла за Олей из прежней школы, потом мы решили набрать еще несколько. Сейчас у нас есть двухмесячные курсы с конкретной целью: у Оли, например, это один перформанс и один открытый урок. У меня один перформанс — для взрослых. Совсем малыши играют с эмоциями, дети 8-11 лет работают со своими страхами при помощи актерского мастерства: страхом войны, страхом смерти и так далее.
Оля: Однажды мы застряли на страхе темноты, а в другой раз мальчик рассказал о том, как боится, что его родители разведутся. И я вижу, что через какие-то абстрактные вещи ребенок приходит к обсуждению вполне конкретного страха.
Дима: Взрослая группа исследует творческий потенциал самих себя. Например, ты занимаешься журналистикой, кто-то кофе варит, но творческий потенциал есть у вас обоих.

Какой возрастной ценз во взрослой группе?
Дима: Его нет. Разброс от 18 до 40 лет. Оля, расскажи ты про миссию «ОткрытО: school», у тебя лучше получается.
Оля: Во-первых, круто делиться чем-то и учиться у кого-то. Это работает в обоих направлениях: от нас к учащимся и от них к нам. Во-вторых, в процессе создания возникает такое единение между теми, кто делает. Для меня в этом есть эффект живой творческой энергии. Такое бывает даже не при всяком создании спектакля, я тебе скажу.
Дима: Люди пришли по своей воле, пришли чему-то научиться, они заряжены находиться в моей системе координат, которую я считаю верной. Они идут со мной, за мной, и это такая коллаборация, которая создает нечто новое. Хотя и большая ответственность для меня как педагога.

Откуда приходят люди на ваши образовательные проекты?
Дима: Отовсюду. Кто-то увидел таргетированную рекламу в Instagram и пришел. Кто-то из других студий пришел.
4


Творческий процесс сложно уложить в рамки 8-часового рабочего дня. Организаторские моменты, наоборот, отнимают конкретное время.


Давайте поговорим о команде. Вы открыли проект вдвоем, так все и осталось?
Дима: В основном да. Но есть люди, которые нам помогают.
Оля: Ты имеешь в виду организаторскую команду?

Да. Как вы делите обязанности?
Дима: Мы не умеем это делать.
Оля: Подожди, но сейчас вроде научились?
Дима: Да, но был момент притирки.
Оля: Сейчас единственное, что можно точно сказать — я отвечаю за фотографии в наших аккаунтах.

Личные отношения добавляют сложности?
Дима: Я делегирую ответ на этот вопрос Оле.
Оля: *смеется*
Дима: Это п****ц был. Очень сложно.
Оля: Важно разделять личные и рабочие отношения. Иначе начнешь претензии за рабочие проколы переносить в личное. Дима как-то уехал на сессию в Москву, когда учился на режиссера, а я не успевала делать все на месте.
Дима: И вместо «Привет, как дела?» я каждый раз получал список дел.
Оля: Из-за разницы во времени я очень нервничала, потому что мне приходилось ждать, когда Дима проснется и сможет мне помочь. А потом мы завели отдельный чат «Чисто по работе».
Дима: Еще мы придумали, что у нас есть один выходной. До этого мы работали 24/7.
Оля: Отдельная сложность в том, что творческий процесс сложно уложить в рамки 8-часового рабочего дня. Организаторские моменты, наоборот, отнимают конкретное время. Нам пришлось учиться совмещать эти два потока. В итоге мы отказались от чистого разделения труда.
Дима: Кроме образовательного направления. Kids — это Оля, за взрослых я, администрирование тоже как правило я беру на себя. В целом за образовательное направление больше отвечаю я.

А кто отвечает за продвижение в социальных сетях?
Дима: У нас есть человек, но она просто оформляет мои голосовые. Тексты для меня — это ад.
Оля: А я понимаю, что у меня на это уходит очень много времени.
Дима: Копирайтер у нас уже третий. Сложно найти человека, который четко отразит нашу суть. Пока выходит так, что проще самим этим заниматься, потому что лучше нас никто о проекте не расскажет.
5


Репертуарный театр приучил всех к мысли, что если не попал сегодня, сходишь в другой раз.


Насколько вообще сложно собрать театральную аудиторию в Томске, насколько она многочисленна? Мне кажется, в театр ходят одни и те же люди.
Дима: Да.

И вы из этой аудитории вытягиваете свою еще?
Дима: Да, но...

Переформулирую вопрос: когда вы открывались, кто к вам пришел?
Оля: Наши друзья, знакомые, друзья друзей, может человек 5-10 совсем незнакомых.

А за прошедшие два года сформировалось зрительское ядро?
Дима: Да, но меня беспокоит, что оно небольшое. Человек 50-60. При том, что у нас 1300 подписчиков в социальных сетях. Хотя... много лайкают и репостят наши записи люди не из Томска. Им просто интересно наблюдать за нашим развитием.
Оля: Мне всегда радостно видеть новые лица.
Дима: Всем новым мы всегда рады.
Оля: Есть момент, который мы хотим изменить. Мы постоянно говорим о том, что «ОткрытО» ничего не ставит на поток. У нас нет репертуара. Все, что мы делаем, можно увидеть раз, максимум два. Ну, три раза. Репертуарный театр приучил всех к мысли, что если не попал сегодня, сходишь в другой раз.

А вы хотите донести до публики, что вы не репертуарный театр?
Оля: Да!
Дима: Смотри, есть репертуарный театр, к которому относится 99,9% российских театров, а есть продюсерский или проектный театр, условный Бродвей. На проект собирается команда, он работает некоторое время и закрывается.
Оля: Сейчас многие независимые театры берут на вооружение все ту же репертуарную модель. И что? Ну, в другом месте, не в государственном театре это происходит. А суть-то одна.
Дима: Ты создаешь независимый театр, но развиваешь его по тем же законам. Чем ты отличаешься от государственного театра? Отсутствием финансирования из бюджета?
Оля: Успешные театральные проекты все равно потом начинают брать гранты.

Как вы отбираете материал для показа и почему всегда по одному разу?
Дима: У «ОткрытО» было всего четыре спектакля, если не считать детских. «Маму» Аси Волошиной мы показали четыре раза, «Июль» Ивана Вырыпаева — три, «Битву за Мосул» тоже три раза. Также у нас был новый для Томска и крайне важный для нас проект, спектакль\путь «Человек²», где, во-первых, был спонсор, который помог нам приобрести оборудование для прогулки — наушники и радио, а во-вторых, мы в принципе первые в городе довели до ума такой сложный проект — с погружением, с участием приглашенных артистов разных жанров. Сейчас идет наш онлайн-проект «Комната». Но тут своя специфика — он каждый раз новый, потому что индивидуальный. Зритель и перформер работают один на один онлайн. Читка в принципе такой жанр, который не заходит больше одного раза. Мне, во всяком случае. Мы знакомимся с текстом, и либо он вырастает в постановку, либо мы идем дальше. Единственный раз мы повторили читку пьесы «Горка» Алексея Житковского, и то по большим просьбам тех, кто в первый раз не успел купить билеты.
Вообще, как строится репертуарный театр? Мы выпускаем спектакль, пусть будет «Кинг-Конг». И на выпуске вся команда настолько заряжена, что спектакль живой, он горит! Но после премьеры у всех идет потоковая работа: дневные детские спектакли, вечерние взрослые, но не «Кинг-Конг», и каждый день энергия понемногу уходит.
Как режиссер я хожу на все показы своих спектаклей. Но, наверное, потому что у меня их пока немного. Было бы больше, я бы физически не вынес, это ведь каждый раз стресс. И я вижу, как от показа к показу мой спектакль не так точен. И мне каждый раз нагнетать ту же самую атмосферу просто бессмысленно. Результат будет. Какой-то. Но делать это каждый раз... Поэтому мне интересна другая модель.
Если мы проектный театр, то мы делаем спектакль и играем его 10-12 раз, в зависимости от коммерческого успеха. И все.
Оля: И не с такими промежутками между показами, как бывает в репертуарном театре. Например, с полугодовыми!
Дима: Да. Спектакль не успевает развалиться, никто не устает от него, тема не выгорает. Потому что невозможно, если ты хороший актер, жить так, чтобы тебя одновременно волновало двадцать разных тем, поднятых в спектаклях, где ты занят.
6


Только ко второму показу спектакль начинает «дышать», и ты понимаешь, что вот сейчас пойдет.


Какой средний жизненный цикл у спектакля, на твой взгляд?
Дима: Месяц, потом все. Ну, 25 показов. Потому что только ко второму показу спектакль начинает «дышать», и ты понимаешь, что вот сейчас пойдет.
Оля: А тут раз — и перерыв в месяц! И все играют в разных спектаклях. И у всех свои жизненные вопросы. А мне бы хотелось развиваться в рамках этого спектакля. Театр — это все-таки событие.
Дима: И потом, не обязательно же показать проект 25 раз и закрыть с концами. Например, как живут «Три сестры» Тимофея Кулябина? Его играют на фестивалях, ради которых собирается команда, у них есть время подготовиться.
Оля: Они едут, например, в Японию играть этот спектакль, и это уже само по себе событие, ради которого люди собираются вместе с новыми силами, с новой энергией, и это снова не среднее качество, а наилучшее. Или шоу Полунина. У них меняются составы, но это всегда живая, постоянная энергия.
Дима: Модель репертуарного театра так работает, что у актера в среднем нет времени остановиться, выдохнуть и как следует подготовиться к спектаклю. Нет возможности это сделать, если с утра у тебя репетиция, днем детский спектакль, а вечером трехчасовой Чехов. Такая система. В ней наверняка много плюсов, но и куча минусов.

Модель «ОткрытО» — это бизнес или для души?
Дима: Мы с Олей все время это обсуждаем. Для нас однозначного ответа нет.

Окей. Ты бы уволился из театра, чтобы заниматься только «ОткрытО»?
Дима: *смеется*
Оля: У нас маленький город, и мы все свои планы держим при себе, скажем так.

Давайте абстрактно порассуждаем: есть театр, где лежат ваши трудовые книжки, и есть ваш проект. Что выберете?
Дима: Уровень откровенности интервью сейчас скакнул прям. Меня не пугает уйти и заниматься только «ОткрытО», меня пугает другое. Государственный театр — большой организм, в котором каждый цех занимается своим делом. А ты — режиссер, и ты занимаешься только творчеством. В «ОткрытО» такой возможности у меня пока что нет.
Оля: Много организаторских, технических задач, которые нужно делать. И никто, кроме нас, этого сделать не сможет. В этом, опять же, и плюс государственного театра. В идеале он должен работать так, чтобы в одном месте было все для творческого процесса. Но... не всегда так происходит.
Дима: Идеальная модель «ОткрытО» для меня пока заключается в том, что у нас появится человек, готовый взять на себя менеджерские функции.

Чтобы ты творил, а операционные процессы шли?
Дима: Да. Хотя в продюсерском театре все равно есть момент: ты должен думать о том, кому сегодня интересны определенные темы, кто ваша аудитория, за сколько и как это можно продать. Как эффективно сочетать желание чистого творчества и эту необходимость, я не знаю.
7


Театр как буржуазное явление, в котором люди просто приходят и смотрят в очередной раз какую-то историю, умирает.


Каким образом, на ваш взгляд, на театральную сферу повлиял коронавирус?
Дима: Как было, уже точно не будет! Театр как буржуазное явление, в котором люди просто приходят и смотрят в очередной раз какую-то историю, умирает. Сейчас тем более человек в здравом уме, в это сложное время не отдаст деньги за билет — не важно 3-4 тысячи в Москве или 700 рублей в Томске — чтобы посмотреть очередную историю о том, как люди на озере полюбили друг друга и разошлись.
Театр сейчас должен искать новые формы, новый вектор развития, выполнять социально-значимые функции. Понимать, для чего сегодня вообще нужен театр. Какой он. Как вид искусства театр не умрет никогда. Но он преображается, а в какую сторону — мы наблюдаем и хотим поспособствовать.
Оля: Все те проблемы, которые ограничивали репертуарный театр, как мне кажется, еще больше обнажились. Хочется верить, что найдутся новые формы, появятся люди, которые хотят и готовы делать нечто новое, готовы говорить о своих желаниях.
8