Алексей Понедельченко: «Последнее письмо из армии я написал себе»

Военная служба, работа в СТО и антеннщиком как фактура для прозы — интервью с автором рассказов, читаемых и в Facebook, и в автогаражах


Жалобы на жизнь простых механиков в курилке окраинного СТО, бессмысленные и беспощадные нравы российской армии, установка антенн в загородной психбольнице — весь этот жизненный опыт Алексея Понедельченко можно в буквальном смысле назвать «прозаичным». В своих рассказах он погружает «белых воротничков» в страшноватые, но веселые реалии трудовой жизни. Про путь из механика СТО в лаборанты Института ядерной физики, мечте написать роман о Новосибирске и благотворном влиянии армии на писательский талант — в интервью c Алексеем Понедельченко.


Иллюстрации: Алена Салоедова
«Все интересы сводились к одному — как бы заработать»


Мое детство, как и детство большинства восьмидесятников пришлось на переходное время. Я понимал, что космонавтом, милиционером и пожарным быть не здорово, а новый список престижных специальностей в то время еще не оформился. Поэтому я особо не мечтал кем-то стать.

В 10 или 11 лет я присоединил маленькую лампочку к батарейке в 4,5 вольта. Она начала светиться, и это было очень здорово. Наверное, какой-то такой же восторг испытывают нынешние дети, которые конструируют роботов из Lego. Так я попал в радиокружок, где паял всякие устройства на транзисторах. В кружке оформилось желание учиться чему-то такому, и после 9-го класса я поступил в радиотехникум. В 19 лет получил диплом, но четкого ответа на вопрос «кем быть?» у меня по-прежнему не было.

Сколько себя помню, в нашем доме всегда играла музыка. В моем распоряжении была радиола «Серенада» с коробкой пластинок и магнитофон «Комета 225С». Моей любимой пластинкой была социалистическая рок-опера «Маша и Витя против диких гитар». Сюжет был, кажется, такой — октябрята Маша и Витя с помощью науки и техники сражаются с Бабой Ягой, Лешим, Кощеем и всякой нечистью из сказок, буквально скидывая их с парохода современности. И вот песни на пластинке чередовались: одна октябрятская-пионерская с нотками журнала «Ералаш», а другая — под электрогитары и барабаны с вокалом, кажется, Боярского, который будто послушал AC/DC.

И вот мне пять лет. Я стою у проигрывателя и на песнях Маши и Вити тупо двигаю иглу на следующий трек. Задачей пластинки, наверное, было привить отвращение детей к рок-музыке, но все сработало наоборот.

В 1996 году «Мороз Рекордс» переиздали на кассетах все альбомы «Кино», и эта группа зазвучала по-новому. Слушать эту музыку в 14 и не хотеть ее повторить — что-то невозможное. Я пошел работать на стройку, заработал там на гитару. Сперва на б/у маломерку, потом на новую кунгурскую. Сейчас таких людей называют говнарями — некоторые обижаются на это слово, но я не из таких.

А потом понеслось... Я собирал подписи за кандидата от «Яблока», клеил объявления, таскал на стройках носилки с раствором, обшивал гипсокартоном кабинеты какой-то гимназии, ночами выпекал хлеб в полулегальной пекарне на Королева, обдирал стены от штукатурки и ломал перегородки в будущих квартирах так называемых новых русских, разбирал на драгметаллы всякую аппаратуру, которую находил на помойках, разгружал фуры на складе и там же собирал товар по фактурам. А спал я на парах в технаре.

У моих товарищей дела шли похожим образом. Кто только чем ни занимался. Начиная от компьютерной помощи и заканчивая штамповкой одноразовой посуды из картона. Все интересы у моего окружения тогда сводились к одному — как бы заработать.

«Работать антеннщиком мне очень нравилось»


Когда я служил в армии, с нас требовали писать домой. Этому предшествовал интересный случай — один солдат несколько месяцев не отвечал на родительские письма и сам тоже ничего не писал. В итоге родители записали его в погибшие и через военкомат вышли на командира бригады с вопросом о том, где похоронен их отпрыск. Короче, какая-то криповая история вышла. Солдата нашли, провели с ним воспитательную работу, а в целях недопущения подобных случаев всю бригаду заставили писать по два письма в неделю.

Это была непростая задача. Большинство парней не очень любили писать. Да и писать было особо нечего. Новых событий не происходит, меню в столовой не меняется, в коллективе одни и те же лица. Но распоряжение надо было как-то выполнять. Кто-то пытался отмазаться от этой писанины, но отжимания, приседания и «дружеские напутствия» коллектива помогали даже тем, кто вообще писать не умел и/или не знал русского языка.

В рамках выполнения этого приказа я начал писать много и всем: маме, бабушке, друзьям, коллегам по работе. Со временем контроль за выполнением этой нормы ослаб, но я продолжал писать. Последнее письмо из армии я написал себе. От ефрейтора Понедельченко из воздушно-десантной бригады Алексею Понедельченко из Новосибирска. В письме были пожелания и напутствия в гражданской жизни. Я отправил письмо, сел в поезд и приехал домой. Дня через три получил, прочитал и испытал смешанные чувства. Очень хотелось ответить. Не знаю, биполярка ли это, но именно с этих писем ожило школьное желание писать.



Я только к концу первого года начал понимать происходящее вокруг. <...> Вот выйдет срок твоей службы, ты поедешь домой и там в короткие сроки устроишься на хорошую работу, начнешь зарабатывать много денег, обзаведешься семьей, поступишь в институт на заочное. Для тебя нет невыполнимых задач: ты способен выучить наизусть унылый прозаический текст Устава. <...> Тоски по дому нет. Есть лишь жажда самореализации, энергия, которая еще не имеет четкого вектора.

(Из рассказа «День сурка»)


По дороге в НГПУ я еще сомневался в том, что именно хотел бы там изучать: журналистику или русский язык и литературу. Условия для поступления отличались только наличием творческого конкурса. Те, кто его не проходили, на журналистику не поступали. А я прошел и поступил на бюджет как бывший военный — была раньше такая льгота для этой категории граждан.

Мне нравилось учиться. Я любил все, что связано с литературой и творческой деятельностью. А вот именно с журналистикой, новостями и всем таким у меня как-то не очень сложилось. Я начал понимать, что это вообще не мое. К тому же работой в СМИ было сложновато зарабатывать деньги.

И вот на пятом курсе я просто не вышел на сессию. К тому моменту у меня уже было несколько долгов в виде отчетов по журналистской практике и курсовика. Я пробовал как-то решить это все, писал через не хочу, но получалась какая-то дичь. Потом я выбрал тему для диплома, написал вводную часть и понял, что на этом мой внутренний студент умер. Это было в 2011 году. Документы я забрал только семь лет спустя, так как в них не возникало необходимости.

По специальности я проработал недолго: в 2007 году устроился в газету вроде как журналистом, а по факту продажником. Года полтора продавал баннеры на сайте «Любимый город». Это была эпоха Webstream и помегабайтного траффика. В 2008 году грянул очередной кризис, а осенью 2009-го я уже ставил населению спутниковые антенны.

Работать антеннщиком мне очень нравилось. Большинство моих клиентов жили в сельской местности и были очень интересными людьми. За годы работы я проехал много тысяч километров и побывал более чем в тысяче домов и квартир. Чего я только не слышал, на что только не смотрел.



К тому же, меня в то время здорово тянуло к железу. Мужики в Сибири вообще часто тянутся к железу. Одни к ружьям и карабинам, другие к ножам с топорами, третьи, не знаю, к штанге с гантелями. Меня лично тянуло к машинам и гаечным ключам.

(Из рассказа «Выбор»)


В 2012-м начальство ударилось в сайентологию, у «Триколор-ТВ» сломался спутник, зарплату порезали в 2,5 раза. Я начал думать, куда бы срулить. Работая на антеннах, мне часто приходилось самостоятельно ремонтировать свою машину. Пробеги были большие, дороги плохие, условия эксплуатации переменчивые. Обращаться на СТО было дорого и глупо, так как там все делали долго и плохо. В общем, работая установщиком антенн, я прокачал некоторые навыки авторемонтника. Кроме того, возиться с тачками мне нравилось. В те годы я уже помогал с ремонтом своим друзьям. В итоге я сменил профессию установщика антенн на профессию автослесаря. Как выяснилось, для того чтобы сделать на этом поприще карьеру, нужно всего лишь не бухать и отличать право от лево. Автослесарем я проработал пять лет и написал об этом книжку «Пропистоны».

«Гостья за соседним столиком спросила, я ли Алексей Понедельченко»


Я хотел написать книжку, которая была бы понятна и интересна всем, а не только автомеханикам. Все эти деления на интеллигентов и маргиналов мне как-то не очень нравятся. В этом смысле я согласен с Довлатовым. Человек человеку ни друг, ни волк, ни интеллигент, ни маргинал. Человек человеку кто угодно в зависимости от обстоятельств.

Вот стою я в робе у слесарного цеха, курю, в телефоне залипаю. Интеллигент на Audi может подумать, что я маргинал и, наверное, будет прав. А я скачаю музыку с его магнитолы, послушаю и тоже сделаю о нем какой-нибудь вывод. И мы оба будем в чем-то правы относительно друг друга.

От знакомых коллег никакого фидбека и не было — мне кажется, никто даже не читал. А вот от незнакомых поступило много лаконичных мнений в духе «все так».



Вова был одним из тех, про кого говорят: «Чем моложе человек, тем лучше ему жилось при Сталине». Все разговоры Вова непременно сводил к политике, во всех мировых проблемах обвинял американцев, поддерживал все решения российской власти, а еще очень гордился тем, что успел несколько лет пожить при Советском Союзе. И рассказы его об этих нескольких годах каждый раз обрастали какими-то новыми фантастическими подробностями. Вову почти никто не воспринимал всерьез. Когда за обедом или в курилке он начинал рассказывать о чудесах советского периода, многие махали руками: «Пошли отсюда, тут опять Ленин ожил!»

(Из рассказа «Коммунист и капиталист»)


Однажды мне позвонил какой-то мужик с неопределившегося номера и сразу начал говорить о том, что мои тексты про армию ему не нравятся, что нельзя материться, что я не патриот — вот это прям обидно было. Он так и не сказал, как узнал мой телефон и кто он вообще. Я так и не узнал, о чем именно речь.

В прошлом году мы с моей девушкой впервые полетели за границу — в Прагу. Мы обошли пешком половину туристического маршрута, зашли в какое-то случайное кафе, сели за столик и начали делиться впечатлениями. В этот момент гостья за соседним столиком спросила, я ли Алексей Понедельченко. Меньше всего ожидаешь такого вопроса в другой стране, где тебя окружают незнакомые люди, говорящие на четырех языках.

А после выхода первого сборника мне в Telegram написал парень по имени Саша Цой. Через некоторое время я наткунулся в YouTube на группу «Ронин», в которой поет сын Виктора Цоя по имени Саша. В голове все сошлось. В итоге я отправил ему «Пропистоны», а он мне переизданные пластинки «Кино» и новый альбом своей группы. Очень странные ощущения: всю жизнь слушаю «Кино» — вечная музыка. Но и Ронин мне понравился! Это то, подо что классно топить по трассе в закат.

«Где я, а где Институт ядерной физики?»


У меня есть рассказ под названием «Частный случай ветеринарии». Он о том, как один замученный жизнью автослесарь по пьяни угробил двигатель клиентской машины. За событиями этого рассказа вживую наблюдал не только я, но и научный сотрудник Института ядерной физики, чью машину я ремонтировал на соседнем подъемнике. Он, конечно, догадывался, что такое бывает, но увиденное все же здорово его шокировало. Через какое-то время он спросил: «Леха, не хочешь поработать в ИЯФе?» «Где я, а где ИЯФ?» — ответил я, но в итоге согласился, и это решение стало одним из самых верных в моей жизни. Сначала у меня было ощущение, что я попал на другую планету.

Все предприятия, на которых я работал раньше, были коммерческими и во главе угла там стоял, в первую очередь, финансовый показатель. Возьмем, к примеру, автосервис. Там все регламентировано, все торопятся и торопят, быстрее-быстрее-быстрее, чем быстрее ты что-то сделаешь, тем больше кто-то получит денег. При этом уровень дохода простого слесаря остается неизменным. Как только он начинает выполнять какие-то сверхпоказатели, программу его мотивации пересматривают, и слесарь начинает получать все те же деньги, но уже за больший объем работы. Как говорил один из учредителей автосервиса, где мне довелось трудиться: «Твоя зарплата — это тридцатка. А твоя премия — это то, чего мы тебя не лишили!»

То есть когда я работаю в экспериментальном зале, я думаю непосредственно о работе. А когда я работал на СТО, я думал о том, как не намотаться на штраф или любой другой вычет из получки. Вот такая разница.

Зарплата в институте небольшая, ниже средней по области, но эта работа оставляет время и возможность заниматься хобби. Работая в автосервисе, я проводил там 12-14 часов в сутки и приходил домой затемно. Работая в институте, я в 17:10 уже топаю на электричку. У меня есть время писать книжки, путешествовать, кататься на велосипеде, учиться играть на синтезаторе, строить дом, выращивать тыквы на даче. Это и есть жизнь.

Конечно, очень хочу написать что-то об институте, кроме треда в Twitter, но никак не могу определиться с, если так можно выразиться, нервной системой этого повествования. Чтобы я сел что-то писать, мне почти всегда нужен некоторый конфликт: начальник — подчиненный, заказчик — исполнитель, совесть — служебные обязанности, индивидуум — общество и все такое. Нужны герои и злодеи. Вот в институтской среде я не вижу ни конфликтов, ни злодеев, хотя сюжетов и героев полным-полно. Наверное, нужно просто начать писать и там что-нибудь да выйдет. Посмотрим.

«Чтение должно приносить человеку удовольствие, вот и все»


В мае 2012-го года я увидел ретвит о поисках мужика с дрелью, который бы мог повесить карниз в квартире. Я тогда работал антеннщиком и ответил, что мужик с дрелью — это я. Так я очно познакомился с литературным критиком Леной Макеенко.

Я вешал карниз, мы болтали о разном. Я говорил, что работа антеннщика довольно веселая, и рассказал историю про алкаша, который установил себе спутниковую антенну лишь затем, чтобы его сын выпал в окно, когда полезет эту антенну пропивать. Лена сказала, что это сюжет, достойный Зощенко.

Через пять лет Лена уговорила меня прийти на фестиваль «Новая книга». За это время я уже начал публиковать рассказы в самиздате «Батенька, да вы трансформер», и тогда как раз выходил сборник с лучшими текстами. Я почему-то всячески отказывался от участия во всех этих публичных мероприятиях. А потом Лена написала: «Иди, ты же рок-звезда!» Кажется, тогда мы виделись второй и последний раз. Мы не были друзьями, но я очень расстроился, когда Лены не стало.

Мне настолько понравился сам фестиваль и его атмосфера, что на следующий год я уже приготовил свой сборник рассказов — книжку «Весело и страшно». Как оказалось, издать сборник рассказов можно легко и самому, используя издательскую платформу Ridero. Очень удобная штука. Загружаю туда текст, разбиваю на части, нахожу на Pixabay картинку для обложки (или рисую сам), заказываю нужный тираж, оплачиваю картой, и через дней десять курьер уже привозит книжки. Размещением электронных версий в магазинах тоже занимается Ridero. Они берут за это комиссию, и они же платят за меня все налоги.



Или вот, например, купил как-то солдат себе печеньку с повидлом, залез на дерево и начал ее кушать. Мимо проходил прапорщик и, завидев на дереве солдата, крикнул ему: — Эй, слоняра! Ты что там жрешь? — Я не слоняра! — громко крикнул в ответ солдат и выронил изо рта печеньку с повидлом. — Слоняра! — сказал прапорщик, поднял печеньку, отряхнул и понес своей дочке, у которой как раз был какой-то праздник.

(Из рассказа «Логика»)


Когда меня спрашивают, документальны ли мои рассказы, я обычно рассказываю такой анекдот. Пушкин с Гончаровой вышли из дома, и поэт поскользнулся и упал в грязь. Это увидела первая бабка и побежала ко второй с криком: «Семеновна, там Пушкин в грязь упал у Гончаровой на глазах!». Вторая бежит к третьей: «Пушкин выходит с бабой с какой-то, пьяный и в грязь каак грохнется...» Десятая бабка бежит к первой и кричит: «Гоголь без трусов на дерево залез и всех по матушке послал!» Так вот, мои рассказы — это уровень примерно третьей бабки.

Про их посыл мне говорить не очень нравится. Я разделяю точку зрения Галины Юзефович в том, что чтение должно приносить человеку удовольствие, вот и все.

Пишет мне, к примеру, незнакомый человек в личку: «Читал ваши рассказы, так здорово и хорошо стало на душе! Спасибо!» Вот это для меня самое лучшее воздействие на читателя. Я не ставлю каких-то глобальных целей в этом смысле. Но если читатель увидит за всеми этими историями что-то еще, буду только рад. В этом смысле мне нравится творчество группы «Сектор Газа». Слушаешь песни Юры Хоя, и будто со старым приятелем по душам потрещал. Вот если у кого-то от моих рассказов будет что-то подобное, значит все не зря.

Сейчас я пишу два сборника, которые фактически являются продолжением и завершением книжки «Весело и страшно». Рабочее название первого — «Нога в ногу». Это отсылка к песне группы «Путти» с таким же названием. Книжка будет про армию — несколько историй о том, как меняются люди. Второй сборник называется «Уважаемые телезрители» — это истории о работе установщика антенн, которые не вошли в «Весело и страшно». Для затравки я выбросил в сеть книжный сингл «Они».

Еще есть мечта написать большое произведение, действие которого происходит в Новосибирске, но эта местная составляющая будет как бы вторым дном, которое поймут только местные. Рабочее название всего этого дела — «Богдашка». Главный герой повествования — парень по имени Богдан. Он живет в доме с высокими потолками, ходит в школу через кишащий наркоманами частный сектор, слушает рассказы соседа, который ограбил цыганскую могилу, а ночью просыпается от шума трамвая, который катается по городу без вагоновожатого.

«Долгое время главной идеей нашего города я считал барахолку»


Во время службы в Ульяновске, я рассматривал вариант остаться там по контракту. Это была моя первая мысль о переезде. Многие мои товарищи так и сделали, а я пару раз сходил в увал, прогулялся по Ульяновску и понял, что этот город для меня абсолютно чужой. Затем как раз последовал отпуск, я на три недели приехал домой в Новосибирск и понял, что никакой контрактной службы быть не может. Привязанность такая штука.

Новосибирск обладает редким талантом выращивания кадров, но при этом ему совершенно нечего им предложить в плане трудоустройства. Поэтому я понимаю тех многих, кто уезжает в Москву за работой. Что касается меня, то я люблю Новосибирск со всеми его недостатками.

Долгое время главной идеей нашего города я считал барахолку. И хоть барахолки уже давно нет, ее дух продолжает нас преследовать. Мне кажется, ее прах развеяло ветром по городу, и теперь на нас на всех висит барахолочное проклятье.

Вот 25 лет назад я стоял на картонке без штанов за ширмой из красной простыни и ждал мужика, который матерился, лавируя между тюками одежды в глубине металлического контейнера. Стоишь ты такой, мерзнешь, а мимо тебя толпы снуют и шмотье вокруг развешано. Теперь же я стою на деревянном поддоне посреди огромной лужи и жду, наверное, того же самого мужика, с той лишь разницей, что он лавирует между автомобилями в пробке.

В 2015 году мы купили 8 соток земли, а летом 2016-го я пробурил и забетонировал первую сваю. С тех пор каждое лето занимаюсь строительством дома. Уже построены сени, которые мы используем как времянку, собран каркас обоих этажей и части крыши.

Я хотел бы жить в доме на своей земле, и на это есть ряд причин. Это удобно. Много личного пространства, за стенками нет соседей. Нет проблем с парковкой автомобиля, размещением велосипедов, хранением урожая. Рядом лес, где можно гулять. Можно топить печку и смотреть на огонь. Это экономически выгодно. Самостоятельное строительство каркасного дома площадью 120-140 квадратов обойдется гораздо дешевле квартиры такой же площади.

А приобретение квартиры в ипотеку — это вообще ужас. За 15-20 лет жилец отдает две стоимости квартиры, находится в крайне незавидном положении постоянного должника и планирует всю свою жизнь, исходя из этого. Строительство дома более спокойный процесс: есть деньги — строишь, нет денег — не строишь. И никто не будет теребить тебя необходимостью ежемесячных платежей.

И еще — за все отвечаешь ты сам. Если что-то в твоем доме пошло не так, то в этом виноват ты и только ты. Нет каких-то условных мужиков из ЖЭКа, которые могут сделать свою работу плохо или просто забить на нее. Твое хозяйство — твоя ответственность. Все в твоих руках, и это очень крутое ощущение.