Маше Штольц 28, восемь из которых она пишет, публикует и читает собственные стихотворения. В литературно-поэтической тусовке Новосибирска она с 2014 года, а в декабре 2021-го она стала «Автором года» по версии молодежной премии «Признание года».
Дорога к этому заняла больше десяти лет: Маша писала стихотворения со школы, но после выпуска не возвращалась к ним несколько лет. Вся семья Маши — врачи, и девушке прочили обучение в медицинском вузе. Она мечтала о театральной сцене, но поступила на юридический, чтобы получить «серьезную» профессию. Поэзия вернулась только в конце обучения, но после стала тем делом, от которого не отступаются. Маша писала, участвовала в квартирниках, организовывала «Декадент» и «Читовщину», ездила по конкурсам, собирала поэтические вечера — и все время продолжала писать. Мы поговорили с Машей о том, можно ли быть счастливым автором, о чем она никогда не пишет и почему на поэзии нельзя заработать.
Маша Штольц как поэт началась восемь лет назад — почему это случилось?
Школа, в которой я училась, была намерена раскрывать творческий потенциал учеников, и в пятом классе я оказалась в литературном кружке «Окно». Нас не то чтобы учили писать стихи — я убеждена, что научить писать стихи невозможно, это просто потеря времени — но знакомили с новосибирскими поэтами, помогали развивать мысли и образы, искать идеи. Там я занималась до 11 класса, а потом был ЕГЭ, универ, всякие подростковые проблемы, и я перестала писать до третьего курса.
У меня врачебная семья, и все рассчитывали на мое поступление в медицинский. Я об этом даже не задумывалась — грезила театральным. Но мне сказали: «Сначала профессию получи, потом делай что хочешь», — и я пошла на юрфак, в конце которого и началась поэзия. Тогда я подалась на межвузовский конкурс «Сверхновое чудо» и начала туда мотаться каждый год, читать свои стихи со сцены. Потом завела авторский паблик «ВКонтакте», тогда же образовалась поэтическая тусовка. Началом чего-то серьезного я считаю 2014 год: в сентябре я сделала свой первый поэтический вечер, а еще меня начали публиковать в других пабликах.
В чем ты нашла топливо для своего творчества?
Мне кажется, поэзия всегда происходит через боль. Человек, у которого все в порядке, не будет писать — он ненормальный, что ли? Должно быть потрясение, переломный момент, и им стала смерть дедушки, который заменял мне отца. Все произошло внезапно: он не болел и не лежал в больнице, просто поехал утром отвезти жену на работу и не вернулся. Для меня это был просто ад — и тогда начались стихи. Мои самые удачные вещи были созданы в тяжелейшие времена, но я всегда стараюсь писать так, чтобы был виден исход. Людям ведь очень нравится находить себя в словах, и даже если это самые грязные и ужасные слова, они понимают: «Да, это про меня».
По факту этот период неустроенности и самоопределения продолжался порядка шести лет, начиная с самой юности, пока я не сказала себе: «Хватит страдать, тебе уже давно за 25, ты просто превратишься непонятно во что».
А сейчас источник вдохновения изменился?
Сейчас мне необходима свобода. Я жила в разных состояниях и настроениях, на разных ступенях, и сформулировала для себя: очень важно, чтобы мне нравился каждый прожитый день. Не хочу ежедневно плакать из-за того, что у меня не такая работа, не такие отношения или я сама не такая.
У меня был такой период на протяжении девяти месяцев, и в этом вообще никакой романтики. Я тогда работала в медицинском колл-центре: это была работа абсолютно механическая, по скриптам и минутам, совершенно нетворческая. Но когда начинаешь играть по этим правилам, наступает какое-то просветление, и в итоге я даже там успевала заниматься тем, что мне нравится, спокойно выполняя все планы. На самом деле, сейчас я очень благодарна этому месту и вообще уверена, что абсолютно любая работа, даже самая тяжелая и грязная, дает тебе навыки, о возможности обретения которых ты не знал.
По факту этот период неустроенности и самоопределения продолжался порядка шести лет, начиная с самой юности, пока я не сказала себе: «Хватит страдать, тебе уже давно за 25, ты просто превратишься непонятно во что». С 19 до 25 я никогда не выбирала в этом всем себя, соглашаясь с обстоятельствами, а потом стала работать над любовью к себе. Многие считают, что это значит ничего не делать и гладить себя по голове, но я считаю, что это вытачивание себя — прежде всего для себя же. Ты создаешь того человека, которым хотел бы себя видеть. Да, любовь к себе — это жить так, как тебе хочется, и иногда для этого нужно что-то делать. Хотя где-то хотелось бы быть менее строгой к себе и уметь расслабляться, поэтому сейчас я учусь отдыхать.
А еще любовь к себе — это умение не обращать внимание на других и выбирать только важные для себя вещи. Расставлять приоритеты — вообще отдельная наука, которой надо учить в университетах, потому что нас этому никогда и нигде не учили.
Есть ли темы, на которые тебе категорически не пишется?
Политика — не хочу туда лезть и говорить о том, в чем не разбираюсь. Война — еще в школе было пару стихотворений, но сейчас я не готова говорить о том, чего не видела и в чем не участвовала. Все равно единственная тема, на которую человек вообще писать способен — любовь. К жизни, к обстоятельствам. Любовь — самое главное, из нее все исходит.
Ты как поэт — непробиваемая или хрупкая?
Конечно, хрупкая. Есть то, что очень легко пробивается: меня убивает человеческое равнодушие, грубость, эгоизм. Часто я безоружна перед наглостью и подлостью, потому что сама так не умею. Серьезные вещи я принимаю спокойно и достойно, решаю их, но мелочи... Приходится как-то отпускать: если будешь на все реагировать и принимать близко к сердцу, просто умрешь, полностью сгоришь, уничтожишь себя. Но и в этом отстранении надо максимально оставаться собой, насколько возможно.
Например, раньше критика меня выбивала просто до слез. Сейчас я ее воспринимаю спокойно, она важна и нужна. Но фишка в том, что я и так всегда сама понимаю, если что-то не так — стихотворение не очень или выступление не дожала. А если не понимаю, и мне говорят, я всегда очень благодарна. Других авторов стараюсь не оценивать: мне просто либо нравится, либо нет, а разбираться с тем, кто какую метафору привел или для чего глагол на глагол срифмовал, я не буду. Если меня задело, этого достаточно.
С самой собой разобраться бы, у меня целый список вопросов: о своем творчестве, работе, людях рядом, отношениях с ними. В этом плане мне себя хватает: я люблю проводить время наедине с собой, есть и гулять одна, всегда очень много разговоров в голове — у нас же целая вселенная внутри!
Считается, что поэзия и выпивка всегда где-то рядом, но я под алкоголем никогда не читала — для меня это ответственность. Хочется, чтобы было больше культуры, чтобы исчез стереотип, что поэт — вечно пьяный и кричащий о том, какой он несчастный.
Как ты чувствуешь, что взрослеешь — как автор и человек?
Начинаешь понимать, что ты делаешь, чего хочешь, что тебе нравится. Хотя я не могу себя до конца взрослой назвать: мне постоянно кажется, что где-то там есть взрослые дяди и тети, а я вечный Питер Пэн. Но в любом случае с возрастом появляется все больше опыта и насмотренности.
Если говорить о взрослении как автора — меньше хочется кому-либо что-то доказывать. Когда я только начинала, все время стремилась показать: я такая девчонка-рок, вот буду читать стихи за деньги и плевать на всех. Сейчас хочется, чтобы просто получалось писать, нести в мир больше света. Человек должен видеть выход в словах — вот он читает, и ему становится легче. Поэтому для меня всегда вау, когда люди благодарят и пишут, что мои стихи им помогают. Когда люди говорят тебе спасибо, приходят на поэтический вечер, спрашивают, где тебя можно почитать, как-то цитируют — это все большое счастье.
Кстати, наверное, как раз чтобы осознать взросление, в столе у меня только черновики. И, может быть, совсем юношеские вещи, а все остальное опубликовано. Это же здорово — перечитывать, видеть изменения, понимать, что было ценно тогда и сейчас. И, конечно, очень помогает следить, как оттачивается техника.
Какие из твоих коллабораций запомнились больше остальных?
В 2019-м я привезла в Новосибирск из Петербурга проект «Декадент», который мы сделали в пабе Rooks. Позже параллельно я делала его и в Питере, а после новосибирским «Декадентом» занялся другой человек. Еще был проект «Читовщина» — его мы делали вместе с Петей Маняхиным и Гошей Вишневским. Читали написанное под гитару, и каждое стихотворение получалось как песня. Когда работала в «Юности» и на «Крыше», устраивала поэтические вечера, тоже здорово было.
Что вообще происходит в поэзии Сибири сейчас?
Новые и старые люди, коллаборации, поэтические встречи, квартирники... Движение есть, но не так много, как хотелось бы — хотя, возможно, его и не надо много. Не хочется превращать поэзию в попсу. Должно быть не часто, но метко, чтобы люди хотели идти. И не под пьяную лавочку в баре, а с уважением. Считается, что поэзия и выпивка всегда где-то рядом, но я под алкоголем никогда не читала — для меня это ответственность. Хочется, чтобы было больше культуры, чтобы исчез стереотип, что поэт — вечно пьяный и кричащий о том, какой он несчастный. Конечно, у каждого своя война внутри, но во мне какого-то жесткого диссонанса и разрушения сейчас нет, как и во многих моих знакомых ребятах. Поэтому то, что я вижу в современной поэзии сейчас, мне нравится.
Все говорят об одном и том же, но чувствуют по-своему и выражают по-разному, в этом и уникальность. По большому счету в поэте главное не столько текст, сколько личность: особенности, фактура.
А что насчет конкуренции?
Мир творчества и искусства — это вообще всегда такая грязь... В театре, кино, поэзии постоянно думаешь: «Куда я залез?» Всегда есть кто-то, кто пишет лучше, чем ты, и кто-то, кто хуже — вопрос в том, как ты к этому относишься. Я стараюсь в этом всем не вариться, мне просто важно хорошо делать то, что я делаю, и быть довольной собой. Вообще не стоит уводить все творчество в борьбу — когда тебе в этом важны только трофеи, теряется смак. Важно просто писать, да и в итоге самый честный критик и самый важный судья — читатель.
Кого еще из сибирских авторов читать?
Если говорить о Новосибирске — Тимофей Лапшин и Петр Маняхин; Саша Шато — она уже давно не выступает, и не пишет, скорее всего, но у нее много мощных текстов; Татьяна Парцвания — она больше певица, но прекрасные стихотворения тоже есть. Еще Слава Чехов — родоначальник той новосибирской поэзии, что существует с 2014 года. Конечно, она была и раньше, но это те мои современники, с которыми мы вместе начинали, и мне это очень приятно.
А могут ли поэты «заканчиваться»?
Поэты могут затихать. Иногда портал правда закрывается, но все равно бывших поэтов не бывает. Если ты пишешь, если можешь это — ты будешь этим заниматься. Главное всегда помнить, что в тебе что-то есть, и подпитывать. Необязательно постоянно гулять по поэтическим вечерам, но писать. Пусть даже просто черновики, набрасывать образы или картинки. Работать с прозой, если какое-то время не идет поэзия. Только не забывать о том, кто ты есть и что ты можешь.
В чем вообще ценность, если все пишут про одно и то же?
Все говорят об одном и том же, но чувствуют по-своему и выражают по-разному, в этом и уникальность. По большому счету в поэте главное не столько текст, сколько личность: особенности, фактура. Поэтому для меня очень важно выступать, чтобы люди шли на мой голос. Мне кажется, любой автор лукавит, говоря: «Я творю только для себя». Все пишут для людей. Пишут, потому что хотят, чтобы их поняли. Но такие, какие есть, мы хреновые, честно говоря. В итоге все равно все стараются казаться лучше, чем есть, то есть конструирование образа действительно имеет место быть.
Ты не объяснишь, как это получается, а кто может объяснить, как он это делает — скорее всего, создает пустое. Поэзия — то, чем тебя наградили. Этому нигде на научишься и в то же время не разучишься.
На каком этапе ты как поэт?
У меня ощущение, что всегда на начальном, потому что мое творчество — как спираль или броуновское движение. Я вообще не называю себя поэтом — я просто человек, который может выражать мысли иначе, чем другие. Просто Маша Штольц, да и все.
Но если говорить о каких-то значимых точках, признание «Автором года» в 2021-м — это было ого! Не могу сказать, что не ожидала — обычно туда, где мне нечего ловить, я не лезу. Но все равно было очень приятно и здорово.
А в 2022 году точно хочу выпустить книгу — больше некуда тянуть. Должно быть какое-то логическое продолжение у этого всего, и первая книга, единственная за восемь лет — это должно быть хорошо. Пока она существует только в формате Word, но вообще была собрана больше года назад, осталось только добавить туда новые стихи и оформить все. Варианты названия тоже уже есть. Например, «Оставайтесь на линии» — так называлась одна из моих концертных программ, и мое прошлое в медицинском колл-центре очень отражает. Это для меня будет действительно значительной ступенькой.
А получается сейчас монетизировать творчество?
Никогда стихи не могут быть заработком, работой, профессией. Здесь деньги разве что с книг или концертов, а вот какие-то курсы по типу: «Как писать стихи» — это же просто смешно. Как сказала Полозкова: «Я не могу раздавать то, что мне не принадлежит», — ведь когда пишешь, ты не знаешь, как это выходит. Это не теория, а что-то реально космическое. Ты не объяснишь, как это получается, а кто может объяснить, как он это делает — скорее всего, создает пустое. Поэзия — то, чем тебя наградили. Этому нигде на научишься и в то же время не разучишься.
Я не ставлю во главу угла монетизацию, потому что тут не растерять бы слова, образы и вдохновение. Не забыть, каково это — чувствовать и говорить. Всегда страшно больше ничего не написать. Ты же с полки это не возьмешь, оно либо есть у тебя внутри, либо нет. И жутко однажды ощутить в голове пустоту. Для меня очень важно, чтобы я просто могла писать, люди могли читать, и это было хорошо.
2742
10 Февраля 2022
Материалы по теме