Почва плывет под ногами: Валентинка «Малышек 18:22» Васюганским болотам

Сказочная и правдивая история о принцессах, болотных мертвецах, тайнах и родине


Любовь к родным местам кажется чем-то простым, безусловным, не предполагающим двойного дна — и в основном так кажется тем, кому никогда не предлагалось испытать это безусловное чувство к какой-нибудь выжженной пустоши или грустному бесплодному холму с одинокой корягой на нем. Поверхностный взгляд на Сибирь бесконечно готов фиксировать ее природные красоты, но за открыточными видами часто скрываются места куда менее однозначные — в которых, вот совпадение, кто-то тоже родился, вырос и теперь живет, испытывая к своей родине смешанные чувства. Томские художницы Аксинья и Ника Сарычевы, составляющие арт-дуэт «Малышки 18:22», делятся с нами своей историей подобной трудной любви, объектом которой являются одни из самых больших болот в мире.


Сибирь — пристанище для неугодных и авантюристов, место ссылки, рана на теле страны, сказочный мир болота; укрытие, вакуум, начало. То, откуда идут истоки «жизненной артерии», код места, встроенный практически с пеленок, который называется «Малой родиной».
Рассуждать о том, что такое это «малое», подразумеваемое в словосочетании «Малая родина», всегда так мило. Есть в нем что-то очень важное — одновременно жалкое, никчемное, неконструктивное, и личное, живое. Забавно, но для нас никчемное является значимым — на поверхности два эти понятия сталкиваются и образуют несоответствия, но если зарыться поглубже, то можно нащупать между ними некоторую раненую гармонию. Живя в Сибири и являясь художницами, в своей практике мы исходим из позиции «маленьких девочек на краю мира» и не можем не говорить про «маленькое» — которое, по правде, часто является чем-то большим.
Большое пятно на карте нашей Малой родины — Васюганские болота, одни из самых огромных в мире; их площадь 53 тысячи километров. Болота располагаются в Новосибирской, Омской, Томской, Тюменской областях и Ханты-Мансийском автономном округе, но основная их часть приходится именно на Томскую область. Болота образовались 10 тысяч лет назад, а за последние 500 лет разрослись моховым ковром и продолжают жить и цвести дальше.
В конце лета у нас возникло непреодолимое желание обратиться к истокам и навестить болотистые места Малой родины. Получилась «партизанская» вылазка с группой энтузиастов на Васюганские болота. В процессе экспедиции мы собирали материалы для дальнейшего художественного проекта, который будет показан в Новосибирском ЦК 19, и для архива личных наблюдений. Нам был важен телесный опыт переживания болота, а также его история и сложившаяся вокруг него мифология.
СЕРЫЕ ОТМЕТИНЫ НА КАРТЕ, ПОХОЖИЕ НА ОТПЕЧАТКИ ПАЛЬЦЕВ

Первое, с чем мы столкнулись — это тишина. Много пишут об опасности болота, его значении для климата и животных, важности для добычи торфа, о труднодоступности этих мест. Но самое странное в болоте — его разрозненная пустота, будто лишенная чего-то важного. Возможно, нам было необходимо самим для себя сформировать представление об этом неудобном макрообъекте. Как подступиться к такому большому, будучи такими маленькими? Возможно, нужно стать еще меньше и вернуться к детству.

Мы помним карту Томской области у нас дома, на стене в детской — желто-белая, с розовыми и красными надписями, вся в серых отметинах, похожих на отпечатки пальцев; так на карте обозначалось болото. Младшая из нас, Ника, родилась в селе Каргасок в Томской области — вместе с семьей мы всю нашу жизнь рикошетим по сложным траекториям между разными ее точками. Болото было чем-то близким и далеким одновременно, потому что родители не разрешали играть вблизи него, это могло быть опасно. Вопреки наказу и во имя любопытства мы ходили туда за камышами и гуляли по тонкому слою трясины, как по поверхности водяного матраса. А с камышами потом играли и использовали их как волшебные палочки. Когда отрываешь небольшой кусочек сверху у камыша, от него летит пух, оставляя в воздухе и на земле белые мягкие следы. Мы видели в этом волшебство и магию блесток. Появилась собственная легенда о принцессах болот.

В этой экспедиции на нас были яркие розовые рюкзаки — сигнальный знак на случай, если кто-то из нас начал бы тонуть, ведь вероятность была велика. Но, как истинные принцессы болот, мы ни разу не провалились под воду. Быть вишенкой на желейном тортике из трясины — это значит ходить по почве, которая плывет под ногами. Ил и мох создают «дышащий ковер», по которому мы в основном и передвигались; под ним — метры водной бездны. Поэтому болото — это такая застеленная дыра. Мы иногда шутили (а может, и нет) о том, что ничто не сравнится с дырой внутри, но теперь готовы предположить, что есть что-то, что может с ней посоперничать.


Быть вишенкой на желейном тортике из трясины — это значит ходить по почве, которая плывет под ногами.



У селькупов, коренного народа Западной Сибири, есть представление о сотворении мира из необитаемого пространства. Первое неживое состояние — это вода и глина. Далее Мать-старуха из кусочка мха выстилает «живую» землю. Голова Матери — болотная кочка, волосы или шерсть — болотная трава. Мать может быть как человеком, так и зверем — змеей, медведицей, бобрихой или какой-нибудь птицей. И сами люди, селькупы, появились из кочки, подобно вшам на ее голове. Вода связана с миром мертвых, и река является порталом в иное пространство: по ней спускаются на ту сторону света и возвращаются обратно. Иногда можно случайно попасть в другой мир, использовав как портал трубу жилища, кострище или даже свой собственный рукав платья. Но вернее всего сделать это через воду — озеро или дыру в болоте. Представления о мире селькупов запутанные и сложные — внутри одного народа существуют разные группы с разными версиями устройства мира. Но в целом у них две координаты миров: вертикальная и горизонтальная, которые удивительным образом уживаются вместе. Мир мертвых одновременно и под землей, и в низовьях рек или озер. Если долго идти по болоту, то можно дойти до конца жизни. Конец мира по-селькупски — это море, которым заканчиваются леса, болота и реки. Дальше сплошной горизонт. Верхний мир — это небо. Когда два мира соединяются, они образуют бесконечность.

Мы шли с сестрой по болоту и думали: «Ведь правда похоже на врата в царство мертвых». Ландшафт безжизненный и бесконечный — топь, маленькие сухие столетние деревья, трава и вода, а еще огромное серое небо. Вот-вот небо и топь схлопнутся по линии горизонта, и ты окажешься в плоском мире, где нет ни времени, ни пространства. Ад селькупов выглядит именно так — без времени, плотно. В своих художественных работах мы часто «стремимся» к раю, сталкивая недостижимый идеал с реальностью — конечно, мы думаем и о том, как бы выглядел «наш» ад. На болотах ощущения и представления совпадают — это пространство без времени, застывшее, вакуумное. Бесконечная тоска, опустошенность и невозможность что-то сделать или изменить.


Иногда можно случайно попасть в другой мир, использовав как портал трубу жилища, кострище или даже свой собственный рукав платья. Но вернее всего сделать это через воду — озеро или дыру в болоте.



ЗАПУСКАЕМ РУКУ В ОТВЕРСТИЕ ВО МХУ И ЖДЕМ

В Васюганских болотах более 800 тысяч озер. Поэтому долгое время было распространено такое понятие, как «Васюган-море» — считалось, что это один большой водоем. Первыми серьезными исследователями болота были ссыльные революционеры, среди них — Болеслав Шостакович, дед композитора Дмитрия Шостаковича. В 1872 году он оказался в Нарыме, по ряду разных причин, в том числе за участие в организации «Земля и воля» и помощь другим революционерам. В ссылке он начал научную деятельность по изучению болот. Болота также осваивались и изучались на предмет пригодности к жизни спецпоселенцами.

Еще одно огромное пятно, рана на теле Сибири — это «Сиблаг», комплекс концлагерей каторжного типа и спецпоселений. Репрессированных использовали как рабскую силу на лесоповале и строительных работах. Мы добирались до болот по «Бакчарскому тракту», дороге, построенной заключенными ГУЛАГа. Пару метров в сторону от нее — и начинается топь. Смертность на таких работах была огромной. Наверняка в болотах лежат тысячи людей, осужденных за какую-нибудь глупость. Сестру нашей бабушки по папиной линии, шестнадцатилетнюю девочку Полину, отправили тогда на лесоповал за стих.

Если через воду, как говорят селькупы, можно уйти в подземный мир мертвых, то и вернуться тоже можно через воду, с помощью дыр в моховом одеяле Васюганских болот. Мы запускаем руки в отверстие во мху и ждем, когда нас возьмут за руку — вода холодная, дна не нащупать. Возможно, заключенные совсем глубоко, и нужно протянуть им какую-нибудь длинную ветку? Но это не работает — скорее всего, мертвого можно вытянуть только своей горячей рукой, взявшись за его холодную. Надеемся, болотные люди там не работают с утра и до ночи, как делали при жизни. Но скорее всего они так и строят дорогу, пытаясь выбраться по ней назад.

Подземный болотный мир выглядит так же, как и наш, и люди там ходят по этому же мху, но с его обратной стороны. Они смотрят на Солнце-тень и Луну-тень, которые излучают черный свет. Грань между жизнью и смертью тонка, как слой мха на водной глади болотного озера. Мать-прародительница, «жизненная старуха» селькупов, по некоторым сведениям, жила на дне болота или озера с кровавой огненной водой. Получается, что она и творила жизнь, и принимала ее обратно. Образ рождающе-убивающего женского начала тесно связан с водой, огнем, землей и кровью. Солнце — женский образ, почва — женский образ, болото — женский образ. У селькупов род определялся по женской линии, и в языке фраза «Как тебя зовут?» дословно переводится как «Кто твои женские?»

Мы шли по болоту и думали про имя «Сибирь». Нам нравится, что это слово означает «красивая» в переводе с тюркского, хотя с монгольского оно переводится как «болотистая местность», что тоже вполне оправдано. Красивая и непонятная, опасная, огромная и неизведанная. В контексте мира Сибирь — малышка, а в рамках страны — огромная, но пустая. Для нас она что-то большее, а мы для нее — малышки. В настоящее время с понятиями «маленького» и «большого» случаются метаморфозы. Они теряют привычный смысл, становятся «безразмерными» в поле значимости, и даже будто пытаются приблизиться друг к другу. Та самая никчемность, что принято соотносить с «маленьким», порой оказывается гораздо глубже, чем что-то «большое», «великое», но существующее только в координатах плоскости.