До показов Makers of Siberia Film Festival остается меньше двух недель — ищите нас с 13 по 15 октября в Открытой киностудии «Лендок» в Санкт-Петербурге и с 28 по 29 октября в Городском музее «Искусство Омска», а потом в ноябре в Тюмени, Ханты-Мансийске, Томске и Красноярске —и мы завершаем серию разговоров с авторами фильмов, вошедших в нашу конкурсную программу. В этом выпуске поговорим о роли Алексея Балабанова в становлении регионального кинематографа, о путешествиях призрачных объектов по призрачным пространствам, о роли хорроров и триллеров в борьбе с северной скукой и о цикличности любви.
Я ДОМА
Женя Третьяков, Новосибирск
В данный момент я получаю второе высшее образование, учусь на режиссера игрового кино на 4 курсе СПбГИКиТ в мастерской Виктора Васильева и Валентина Захарова. До этого я закончил Университет путей сообщения в Новосибирске и магистратуру в педагогическом, и основной сферой моей деятельности на протяжении 8 лет был детский загородный отдых (детские лагеря). В какой-то момент мне захотелось идти дальше, найти новую сферу для развития, связанную с творчеством. Случайно мне попался фильм про Алексея Балабанова, где Надежда Васильева рассказывала про съемочный процесс, и у меня что-то щелкнуло в голове: «Вот оно».
Я еще с подросткового возраста начал смотреть так называемое авторское кино. Творчество Алексея Октябриновича и тогда, и сейчас — это окно в мир кинематографа для простых ребят из разных регионов страны. Я начал читать книги, фотографировать, еще больше смотреть, сделал смену в лагере, где мы с ребятами снимали кино. Я начал искать курсы и в 2020-м увидел грант на получение второго высшего образования в сфере искусств — так, собственно, все и пошло-поехало.
Фильм «Я дома» был написан и снят в конце первого курса в 2021 году — мастера дали задание снять учебную работу. Я тогда сам завис между двух городов на дистанционном обучении и не понимал, где мой дом, как и многие мои друзья. У меня в голове была одна цель — снять кино в родном городе. Довольно смелое решение, учитывая, что я только закончил первый курс и не имел никакого большого опыта. Только какие-то пазлы начали складываться в голове, а тут сразу же такая ответственность — представить то, как я вижу свой город и людей в нем, запечатлеть время.
Я большой фанат французской новой волны, и мне хотелось просто выйти с камерой на улицу и пойти с героем, сделать художественное интервью с собирательным образом двадцатилетнего человека, который переживает кризис. Вроде получил профессию, знания, воспитание, но до сих пор весишь в воздухе — нет понимания, где ты, зачем ты, куда идти дальше. Считаю, что было большой удачей выбрать формат псевдодокументального фильма, в нем наша с командой неопытность сыграла нам только на руку. Кино получилось живое, как будто и правда такая кинохроника друга. Где-то плохо слышно, где-то плохо видно, все как в наших любимых видео с близкими.
Важная часть того, что фильм получился — это команда; она собиралась из ребят, которые или живут, или провели большую часть жизни в Новосибирске. Особенно хочу выделить соавтора сценария Антона Белозерова, моего товарища и прекрасного локального писателя. Мы c Антоном сразу решили, что никто не сыграет нашего героя Максима лучше его брата, Степана Белозерова. Степа сильный актер, выпускник школы-студии МХАТ. Он прекрасно понимает боль расставания с родными местами и в целом многое добавил герою от себя. Огромная благодарность ему, что вообще согласился на эту авантюру.
Многим творческим ребятам из Сибири приходится уезжать из дома. В Москве и Санкт-Петербурге банально больше мест для получения профессии, каналов для развития, съемок. Не скажу за других, но для меня до сих пор это большое личное переживание — хочется, чтобы на Востоке страны было больше пространства для искусства, а у людей больше смелости к самовыражению. Наш фильм «Я дома» в том числе и об этом — о том, что кино в Сибири снимать можно. Да и вообще, заниматься культурой нужно несмотря на границы, время и обстоятельства. Надеюсь, еще вернусь домой и сниму уже большое кино.
КАК СТАТЬ КРАСИВОЙ
«Малышки 18:22», Томск
Мы «Малышки 18:22», сестры-художницы из Томска. Занимаемся современным искусством. Мы работаем с такими темами, как феминность, сестринство, личный опыт, локальный контекст, внутреннее детство и повседневность. Один из важных медиумов для нас — видео. В какой-то момент мы поняли, что у нас получаются достаточно нарративные штуки, похожие на фильмы, где мы рассказываем историю. Но, конечно же, это не совсем кино. Это всё-таки видео-арт, который мы показываем на выставке.
Наше видео «Как стать красивой» появилось одновременно органично и спонтанно. Наши работы — продолжение нашей жизни, часть повседневных происшествий и странных совпадений. Мы работали над выставкой «Как стать красивой» в Antonov Gallery в Екатеринбурге. Нас поселили в гостиницу «Большой урал», а это такой большой разлагающийся советский монстр с пустыми обшарпанными коридорами. Нас перемещали из комнаты в комнату каждый день, говорили, что номера заняты; мы не знали где окажемся завтра, и хватит ли нам места вообще, хотя здание казалось пустым. А ночью мы не спали из-за тревоги, потому что там много призраков прошлого, странных темных пятен «крови» на коврах, мужчин, зазывающих к себе в номера и исчезающих барменов, прямо как в «Сиянии». Было жутко.
Видео мы сняли в 2 часа ночи, когда в гостинице стало потише. Ника была в белых колготках и только надела розовые туфли, которые мы купили для выставки, чтобы сделать из них объект искусства. И мы пошли. Весь фильм — это хождение ног в туфлях по постсоветскому полуразложившемуся пространству. Такой вот объект, женщина или модель женщины, ходит по руинам. Призрак женщины ходит по призрачному пространству. Это будто дефиле, такое печальное и бесконечное, никому не нужное. Шаблон ходит по шаблону.
Туфли и локация правда будто бы принадлежат к параллельным вселенным, соединенным на контрасте. А, может быть, и так: туфли — это наше время, а гостиница — разрушенные мечты из прошлого о великом будущем.
На выставке, к которой мы готовились, мы думали о красоте как оружии в борьбе за ресурсы, любовь и власть. Выставка получилась о парадно-увядающей красоте, проигравшей битву. И место, в котором мы жили, было созвучно этому ощущению. Как стать красивой? Странный вопрос, такой же неуместный, как и туфли в этом пространстве. Фильм и выставка появились параллельно друг другу, но у них одинаковые названия. Помимо выставки «Как стать красивой», наше видео появилось еще и в Доме Наркомфина в Москве на выставке «Опытная ячейка 13 16 45». Наркомфин сейчас такой элитный дом, похожий на красивый отель, и видео интересно с ним зарифмовалось. Нам интересно, как видео проявляет себя в разных контекстах. Как оно будет работать в контексте кинопоказов?
Снимали мы на телефон, как и почти все видео, которые делаем. Это похоже на документальные кадры и отлично передает момент, к тому же телефон всегда под рукой. Фотодокументацию выставок мы тоже любим делать на телефон, Huawei или Samsung. Мы ценим импульсивность и случайность, у нас нет сценариев, специальных ракурсов или выверенных кадров, и это видно. Мы также делаем живопись, например, без эскизов. В голове складывается картинка, и ты сразу же делаешь. Но картинка должна сложиться, иначе ничего не выйдет. В этом случае у нас была одна ночь, одна камера телефона и одна пара туфель за 999 или 666 рублей.
ХАРЫСХАЛ (ОБЕРЕГ)
Петр Николаев, Якутск
Я работаю нарративным дизайнером в индустрии разработки компьютерных игр. Любовь к кино у меня зародилась еще в детстве. Кино и книги служили для меня окном в сказочный мир, куда я мог убежать от вечной зимы и холодов за окном, когда температура опускалась до −50 градусов. Жизнь на севере бывает скучна. Иногда кажется, что все интересное в этом мире происходит где-то там далеко, вдали от нас. Рутину и скуку наш народ хочет побороть яркими эмоциями. В этом нам очень хорошо может помочь разное кино, например, хорроры и триллеры.
Чтение зародило во мне желание самому начать придумывать истории. Я начинал с простых рассказов, потом постепенно перешел к написанию сценариев для фильмов. Как такового кинообразования у меня нет. Долгое время я думал, что снять фильм — это что-то таинственное и сакральное, что для этого надо «дойти». Но как можно дойти, если не предпринимать никаких шагов? Поэтому я и начал снимать короткие метры, чтобы отточить навыки и подготовиться к своему первому полному метру.
Мне нравится легенда об Эдипе, в которой говорится о необратимости судьбы. Мне было интересно придумать историю, где судьба в итоге сыграла злую шутку с таким человеком, как наш герой. Меня привлекает возможность исследовать человеческую природу, помещая героя в экстремальные ситуации, и самому, как зрителю, понять, на что человек способен, чтобы выбраться из этой ситуации. Вдохновение я черпал у корейских режиссеров — Ким Чжи Ун, Пон Джун Хо, Ли Джон Бом. Мне нравится, когда насилие на экране показывается без пафоса и излишней театральности. Грубо и быстро, как в жизни. В дальнейшем я определенно хочу продолжать создавать триллеры.
Я бы не сказал, что я режиссер, да и актером себя тоже не считаю, не учился на эти специальности. Но уверенность на следующие проекты есть, есть парочка идей на короткие метры, на полнометражный фильм даже есть сценарий, но нет продюсера. Хочу снять про работников скорой помощи, и вторая идея — про парня, который запутался в своей жизни и по дурости совершил преступление.
26-ОЙ КОЛЬЦЕВОЙ
Дарья Одышева, Томск
Я Даша, и я никогда не знала, что о себе рассказывать. Я больше всего люблю наблюдать за людьми и слушать их, коллекционирую истории, в общем — выдуманные, случившиеся, приснившиеся, символические, стертые или дорисованные памятью, всякие. Для этого у меня есть камера и блокнот. Я пишу с детства, люблю слова, саму их звучность, люблю, какое пространство слова дают для миротворчества. Особо никому не показываю, что пишу. У меня есть друг и любимый читатель, вот у него лучше спрашивать, что у меня получается со словами и мирами слов, а что нет.
Мое ключевое понятие в жизни — «внутренняя мифология». У каждого она своя. Я занимаюсь тем, что пытаюсь понять, какая она у других людей, и как овеществить свою собственную. Говоря о мифологии, я имею в виду некий набор мотивов, образов, событий, что составляют человека, и к которым он регулярно возвращается.
Кино я практически не смотрела до 15 лет. Летом 2017 года я увидела объявление, что Николай Коновалов набирает курсы режиссуры. Мне решительно нечем было заняться и нечего говорить о себе при знакомстве: все мои интересы и мысли плохо вязались в две-три фразы, которыми обычно пытаешься построить свой образ для незнакомого собеседника. Ну, и я подумала, что надо сходить. Сходила и так и не ушла, что вообще было для меня дикостью — всю жизнь я бросала все кружки и занятия при первой же сложности, а тут вторая, третья, сотая, и я не бросила. Так началось мое знакомство с кино, прежде всего как с новым способом рассказывать истории. Я довольно рано поняла, что, по большому счету, меня мало что интересует, кроме чужих историй, кроме бушующей вокруг жизни, которую я наблюдаю, но по определенным внутренним причинам не могу к ней прикоснуться, стать участником.
Коля несчетное количество раз пытался втянуть меня в док — я помню, что каждое такое столкновение было для меня абсолютным шоком, но, очевидно, я не понимала, что с этим шоком делать. А в 2021 году я подала документы во ВГИК и, к своему удивлению, прошла именно на документальную кафедру. Так все и сошлось. Я все еще учусь снимать кино, учусь понимать жизнь и людей, и думаю, этому нельзя раз и навсегда научиться. Всегда будет что-то новое.
В какой-то момент я поняла, что не могу смотреть на все своими глазами. Мне была необходима какая-то призма и одновременно защита, стекло между мной и миром, чтобы разглядеть хоть что-то, когда казалось, что все умерло, исчезло. На роль такой призмы совсем не годился мой фотоаппарат — он вторгается в жизнь, разрушает ее течение, разрушает даже историю о событии внутри меня; она прерывается на настройку экспозиции и прочее. Мне нужно было тихое, аккуратное продолжение руки. Так появился хэндикам.
Помню, я его включила и замерла. Он видел все, как вижу я, выхватывал то, что выхватил бы мой взгляд, видел мир серей, чем фотоаппарат, но так же серо видела и я. Так я стала смотреть через хэндикам. В какой-то момент я поняла, что без него толком ничего и не чувствую. У меня в другую страну переезжала подруга, а я ничего не чувствовала. А когда я под конец прощания в аэропорту достала камеру и через экран посмотрела, как она прощается со своим молодым человеком, заплакала.
Это был тяжелый период для меня. Во многом он продолжается и до сих пор. Я не могла общаться с людьми и наблюдала за ними: на перроне, на улице, со своего балкона смотрела на людей в окнах. Когда таких кадров накопилось достаточно, появилось понимание, что что-то вырисовывается, но что именно, я тогда еще не понимала. Я долго думала, как передать мое ощущение, что все угасает, рассыпается, что каждый день — это прощание. Я склеила материал в одну меланхоличную ленту, и в один вечер просто-напросто разозлилась — какого черта здесь нет радости, нет огня? На себя разозлилась, что ничего не чувствую. И стало понятно, что наблюдатель в этой истории ищет свет, ищет забытое, а не документирует бесконечную сизую грусть. Я подсознательно так и снимала, потому и возник хэндикам, но четко поняла, о чем все эти съемки, только в тот вечер.
Я хотела найти и дать надежду, хотя бы себе. И кадры я стала искать те, в которых пробивался свет, пусть и тихий, хрупкий, готовый в любую секунду распасться или потеряться в тени. А хотелось еще попытаться вспомнить, как было, когда свет казался вечным. Так я заглянула в старые переписки с друзьями. Начала с частностей, просто чтобы вспомнить, как сама радовалась. Пересматривала наши общие видео. И в одной из переписок нашла один из первых кадров своего фильма — девочка едет и смотрит в окно на зелень и листву. Этот кадр снимал дядя моей близкой подруги, Ани, это она в детстве. И я почувствовала, почувствовала лето, интерес и удивление в ее глазах от этого мира, проносящейся листвы. Это был взгляд, в котором не было усталости, полный и настоящего, и надежды на будущее. Повзрослевшая Аня же становится нашим проводником в кадрах настоящего.
Так утвердилась идея о необходимости хроники. Я попросила своих родителей и родственников собирать и оцифровать наши записи, просила их у друзей, знакомых и одногруппников. Наверное, в этот момент история стала больше, чем моей. Она стала историей этих людей, которые доверили мне свои воспоминания, у кого-то вообще единственные задокументированные. Так в фильме появилось больше любви. Моей к этим людям и их воспоминаниям, их к своим воспоминаниям, людей в кадре друг к другу. Эта любовь и сделала историю. Если же говорить о периодизации архивных видео, то они охватывают время с середины 90-х и до середины 20-х.
В хронике я искала забытое ощущение радости. А оно зачастую прямо связано у людей с музыкой или природой. Музыка — связь, энергия, соединяющая людей, иногда на секунды, в одном порыве. Сложно выразить радость вербально, самый доступный человеку способ — движение. Но он ищет нечто, что поддержит движение, и это нечто музыка. Меня, например, поразила одна кассета с юбилея моей бабушки. Посреди комнаты — огромный стол, расстояние от него до стены совсем небольшое. А все танцуют в этом промежутке, люди не скованы, они искренне двигаются, как умеют и хотят, потому что, прежде всего, они все на этом празднике есть друг у друга, а не потому, что звучит музыка. Музыка — это помощь, отражение, краска, а не причина.
По сути, в фильме нет сюжета как такового. Все, что находится вне данного мной описания, довольно абстрактно и нацелено на чувственное восприятие. Я никогда не ставила себе задачу заставить кого-то почувствовать нечто строго определенное. Более того, я бы не хотела, чтобы кто-то искал определенные линии и подтексты. Это история о цикличности и о любви, но я даже не берусь судить, как другие люди чувствуют эти категории. Короче говоря, чувствуйте, что чувствуете. Я надеюсь, что мое кино даст вам такую возможность.
660
03 Октября 2023
Материалы по теме