На катафалке за мороженым: Неделя кинокритики фестиваля SiberiaDoc

Воспоминания, семейные конфликты и поездки с гробами


В декабре в Красноярске впервые прошел международный фестиваль авторского документального кино SiberiaDoc. С 1 по 10 декабря в «Доме кино» показали более 20 документальных фильмов из разных стран — Франции, Бразилии, Мексики, Уругвая, России, Испании, Ирана, ЮАР и других. За полторы недели в рамках фестиваля прошло более 40 показов, их посетили более 2000 человек. Фестиваль организовал и провел образовательный проект SiberiaDoc, который уже много лет занимается развитием документального кино в самых разных формах — проводит образовательные семинары для молодых авторов, показывает кино, устраивает дискуссии и обсуждения.

На фестивале этого года тоже не обошлось без образовательной составляющей — в программу входила Неделя кинокритики, образовательный интенсив, в рамках которого 12 участников, отобранные на конкурсной основе, изучали теорию документального кино и проходили практику написания и обсуждения рецензий. «Эта неделя была волшебной, — делится впечатлениями участник Недели Денис Фиалка. — У нас появился бесценный опыт — нам удалось встретиться с продюсерами, режиссерами и просто людьми, увлеченными кино, увидеть, как работает кинофестиваль изнутри. Нас учили излагать свои мысли, пропускать фильмы через себя и не бояться своих эмоций». «Опыт просто колоссальный, — соглашается Анастасия Бойко. — Появилось не только понимание того, что из себя представляет документальное кино, но и знакомства с настоящими мастерами своего дела».

«Один из самых важных советов, который я получила на Неделе кинокритик, звучал так: "Прислушивайся к себе, к своим ощущениям от фильма", — рассказывает Анна Бакуркина. — Кажется, что это очевидно, но раньше я скорее подстраивалась под мнение авторитетных людей, чем высказывала свое. Также, благодаря практике зачитывать свой текст для аудитории вслух, я теперь, кажется, ничего не боюсь». Участники Недели кинокритики не только занимались собственными проектами, но и выбрали своего победителя из конкурсной программы фестиваля — им стала картина из ЮАР «Что помнит земля». Некоторые из текстов, написанные в рамках Недели кинокритики, будут опубликованы журналом «Сеанс», партнером фестиваля — Павел Пугачев, кинокритик и редактор сайта журнала, был одним из преподавателей проекта. Мы тоже публикуем несколько работ участников Недели — в том числе и рецензию на фильм «Один» из Ирана, получивший Гран-при фестиваля SiberiaDoc.

Анастасия Бойко

Каково это, нести ответственность за свою семью, когда тебе всего четырнадцать? Лишиться своей единственной опоры и поддержки? Идти против всех, когда твои взгляды на мир и на жизнь кардинально отличаются от принятых обществом? На плечи четырнадцатилетнего подростка Амира из небольшого иранского городка внезапно ложится огромная ответственность — забота о младших сестрах-близнецах Мазие и Разие, работа, переговоры со старейшинами и многие другие обязанности главы семьи.

Традиционный уклад жизни и постоянно развивающийся современный мир не могут найти компромисс между собой. Любое их взаимодействие непременно приводит к конфликту или даже целой череде конфликтов разного уровня и масштабов. Особенно остро влияние традиций и современности отражаются на маленьких детях, их мировоззрении и мыслях, что и старался показать Джафар Наджафи в своем фильме «Один».

Амир лишился отца, его двадцатилетняя сестра, состоящая в браке с сорокалетним мужчиной, умерла, оставив мужа отцом-одиночкой. Тем временем двенадцатилетние сестры Мазие и Разие грезят о замужестве с тем самым мужчиной — ведь о ребенке должна заботиться женщина и совсем неважно, что девочки сами еще дети. Единственный, кто оберегает сестер от посягательств на их детство — Амир. Он категорически против брака взрослого и ребенка — вернее, категорически против подобного рода обычаев.

Диалог, вот что важно. Как еще можно услышать ребенка, вступившего во взрослую жизнь, если не пытаться с ним поговорить, не стать свидетелем его бесед с членами семьи, с незнакомыми людьми? Но как таковых бесед в фильме нет: каждый герой стоит на своем, абсолютно игнорируя слова другого. Мы слышим только монологи — Амира, сестер, родственников. Каждая попытка диалога начинается и заканчивается спорами и ссорами. Сестры хотят выйти замуж — Амир против. Мать хочет выдать дочерей замуж — Амир против. Дед хочет переубедить Амира — Амир против, и так по кругу.

На самом деле фильм довольно умело манипулирует чувствами как зрителей (ведь зритель видит то, что хотел показать режиссер), так и самих героев фильма — ведь режиссер порой специально выстраивает конфликты между ними. Камера, с одной стороны, могла «случайно подглядеть» за нескончаемыми беседами-монологами Амира и своей семьи, но с другой, камера и есть то, ради чего герои разговаривают. Джафар будто намерено сталкивает полярные мнения брата и сестер между собой, что в некоторых случаях приводит даже к дракам. Вполне объективно возникает вопрос об этичности происходящего — насколько далеко может зайти режиссер, дабы показать реальность, в которой словно весь мир настроен против мальчика-подростка. Реальность, в которой обычаи и новое время не могут мирно сосуществовать.

Столкновение традиций и современности происходит не только во время разговоров героев. Нам показывают быт иранского традиционного общества, будь это приготовление ужина, где печкой служит небольшой костер во дворе, или же похороны бабушки Амира, на которые приходит и скорбит буквально вся деревня. Сразу же за бытовыми событиями следуют интервью с героями, что участвовали в них. После ужина — интервью с мамой, которой страшно переезжать в город из-за личных предрассудков, поэтому она предпочитает оставаться в ветхом доме своих предков, где нет даже раздельных кроватей для детей, не говоря уже о печке. А после похорон Амир в слезах говорит о лицемерии всех, кто пришел проститься с бабушкой, ведь при жизни о ней никто и не вспоминал. Мы видим противоречие между тем, как традиционный уклад жизни, проверенный веками, должен «по-хорошему» влиять на людей, и как эти обычаи реально сказываются на современном иранском обществе.

Но именно эти бесконечные монологи, именно эти яркие, бурные эмоции героев не могут оставить нас, как зрителей, в стороне. Это противостояние маленького человека целому обществу, конфликт обычаев и современности раскрывается в полной мере, и потому история каждого персонажа, ставшего жертвой этого конфликта, трогает до глубины души. Но на самом деле эта история не совсем про одного Амира, его личную трагедию и бесконечное противостояние. Она о трагедии всего традиционного общества в целом — о том, как оно само вгоняет себя в несчастья, трагедии и муки, следуя обычаям, как оно само ограничивает свою свободу воли и действий, следуя обычаям, и как оно слепо, что всего этого не замечает, да и не хочет замечать, ведь должно следовать обычаям.



Анна Бакуркина

Двое мужчин, гроб, катафалк, смерть и искусство — вот герои документального фильма, снятого фотографом (Жустин Плювинаж) и художником (Филемон Ванорль). Кажется, что фильм с таким набором персонажей мог стать как черной комедией, так и драмой, но получилась современная сказка. Почему же именно сказка?

Начинается все с истории одного объявления. Вместо привычного нам: «Стоит Теремок-Теремок, он не низок, не высок», читаем такое: «Гроб из массива дуба, покрыт лаком. Отличное состояние. Большой размер. Особенность: в него вмонтировано место для ног. Внутри не обитый. Не помещается в печь, катафалк или традиционный склеп. Трудно помещается в дверном проеме...» Так встречаются Патрик Вермюлен (Patrick Vermeulen) и Филемон Ванорль (Philémon Vanorlé), мужчины с одинаковыми инициалами. Так встречаются гроб и катафалк, которые вскоре отправляются в свое бесцельное путешествие по французским закоулкам.

Патрику 67лет, и он погружен в ностальгические воспоминания о своем детстве — времени, когда он коллекционировал модельки машин, поездов, велосипедов и прочих средств передвижения. За модельками автомобилей в коллекции можно разглядеть фантазии о другой, отличной от собственной жизни; в таком случае настоящий катафалк, сменивший их сегодня, становится символом того, что с моделями покончено, внутренних потаенных желаний у Патрика больше нет. В фильме его катафалк становится своеобразной машиной времени, как для буквального путешествия по французским улочкам, где дорога визуально уходит будто бы в бесконечность, так и для метафорического погружения во внутренний мир героя.

Для Филемона, художника и по совместительству режиссера фильма, Патрик становится своеобразным отцом-наставником — в титрах он обозначается как «отец». Есть и тот, кто в титрах указан как «папа» — это родной отец Филемона, который пропал в море, когда он был совсем ребенком. Филемон признается, что он никогда не мог «вообразить его тело найденным». Для него сосуществуют две антиномичные реальности: его отец мертв, его отец жив. Нет отрицания смерти, а только смирение и принятие факта конечности жизни.

Несмотря на постоянное движение и перемещение героев, в фильме абсолютно нет динамики, нет воздуха, пространства и жизни. Бесконечность и статичность движения особенно заметны, когда в кадре появляются своего рода сказочные персонажи, существующие в особом, параллельном перемещениям героев пространстве — фигурки серфера и скелета, работающие на солнечных батареях. На финальных титрах к ним добавляются новые персонажи, акула и русалочка. Играет ли автор с мифологией Франции? Вполне возможно. Например, в Средневековой Франции была распространена Анку — фигура мрачного жнеца, который путешествует в повозке и собирает души крестьян. На визуальное изображение сильно повлияли средневековые представления о «Смерти-скелете». Другие персонажи французской средневековой мифологии: Наин — существо, напоминающее горгулью и танцующее в ночи вокруг дольмена и Юдики — обитатели болот, служившие порталами в ад, вполне могли отразиться в фигурках русалочки и акулы.

Герои путешествуют с атрибутами смерти, но заезжают за мороженым и ведут себя достаточно беззаботно. Гроб и катафалк в такие моменты становятся просто фоном происходящего. Так же и мысли о смерти, ее осознание, всегда присутствуют в жизни человека, но как бы отходят на второй или третий план. Возможно, с помощью доведения вещественных знаков смерти, гроба и катафалка, до чего-то обыденного и бытового, Патрик и Филемон пытаются смириться с мыслью о неизбежности конца жизни, а не сбежать от нее? Или пронести мысль о смерти на протяжении всего жизненного пути, всей дороги, по которой герои уезжают вдаль, оставляя зрителя наедине с трясущимися забавными фигурками.

«Побег» — это сказка о пути, одновременно целенаправленном и бесцельном, успешном и тщетном. Сказка, после которой захочется поставить на панель управления машины танцующую пластиковую фигурку, ритмичный звук которой будет напоминать то ли тревожное тиканье часов, то ли убаюкивающий метроном.

Денис Фиалка

Пение птиц, солнце и зеленые деревья. Атмосфера, что создает документальный фильм «Молчание банановых деревьев» Энеоса Карки, остается с тобой даже после выхода из кинотеатра. Загадочную тишину не хочется нарушать ничем и кажется, что лучшим действием после просмотра станет прогулка по цветущему лесу наедине со своими мыслями.

«Молчание банановых деревьев» частично выполнен в технике фотофильма — память, запечатленная на снимках, является одной из важнейших составляющих сюжета. Михай Фекте, 70-летний мужчина, живущий в пригороде Будапешта, показывает нам фотографии из своего прошлого: молодость, праздники, семья, путешествия. Контраст им составляет его сегодняшняя жизнь — вместо счастливого, активного молодого человека перед нами тихий пожилой мужчина. Эта часть фильма по форме скорее напоминает кинопортрет. Мы оказываемся в доме, где Михай провел свою молодость. Первое, что бросается в глаза — тишина и огромное количество растений. Единственная дочь Михая, Река, уехала из дома и дистанцировалась от отца. Тишина между ними доставляет ему большие страдания.

Дом мужчины утоплен в окружающей его зелени — она делает все еще тише. Деревья, поглощающие любой шум, кроме пения птиц, создают отдельный мир. Даже прямой солнечный свет редко попадает в окна, ведь густая листва задерживает его, создавая вакуум памяти. Этот дом — лоскут из воспоминаний, что впечатаны в фото и детские поделки. Все они бережно убраны на бесчисленные полочки и шкафы: стоят на своем месте, чтобы к прошлому без особых усилий можно было вернуться. Правда, все воспоминания о прошлой жизни так или иначе сводятся к одному человеку, Реке. Из того, как Михай говорит о ней, становится ясно, что Река до сих пор является важной частью его жизни, несмотря на отсутствие между ними контакта. Ее переезд в Голландию — переломный момент в их отношениях, мысль о нем до сих пор гложет отца даже спустя много лет.

Банановые деревья — часть интерьера дома Михая. Растения, выросшие до потолка — единственные, о ком он может позаботиться сегодня. Пересаживая их в отдельный горшок, мужчина как бы воспроизводит естественный порядок вещей: маленькому нужно отделиться от большого. Но что-то мешает ему применить эти знания к своим отношениям с дочерью. Даже маленькая птичка, случайно залетевшая в дом, стремится выбраться наружу, и Михай бережно помогает ей выбраться. Молчание — не только состояние отношений между отцом и дочерью, но и уклад в доме после того, как Река отделилась от семьи. Тишина, опустошенность, замирание времени — главные атрибуты, заполняющие дом. Над банановыми деревьями висят часы, которые остановились.

На протяжении всего фильма Энеос Карка говорит с самим Михаем: он пытается понять причины, по которым единственная дочь не общается с ним. Из разговоров становится ясно, что Река больна раком, и в ее жизни уже появился другой мужчина, ее супруг. Отец предполагает, что именно это останавливает ее от контакта: она не хочет еще кого-то обременять своими проблемами. Чтобы узнать причины, по которым Река игнорирует отца, режиссер пишет ей письмо. Он просит ее вернуться в родной дом для участия в фильме и рассказывает, какую боль она доставляет отцу своим молчанием. Их отношения настолько хрупки, что такой жест является рискованным, ведь кажется, что изменить ситуацию в лучшую сторону может только чудо, а любое вмешательство лишь усугубит положение. Но все страхи рассеиваются, когда Река отвечает Энеосу. Она не может приехать из-за отсутствия времени, но пишет письмо. Именно письмо, ведь эта память материальна: она понимает, как это важно для отца.

Догадки Михая частично подтвердились; Река не хочет становиться бременем для близких. Ее цель — создавать искусство, пытаться вдохновлять людей и привносить в их жизнь новые смыслы. Она желает быть свободной от каких-либо обязательств. Из письма становится ясно, что дочь часто вспоминает своего отца. Она искала повод написать ему, и обращение режиссера предстает той самой возможностью. Фильм становится посредником в тяжелых отношениях между родителем и ребенком.

Несмотря на тяжелый эмоциональный фон, фильм пропитан нежностью и безусловной родительской любовью. Цветокоррекция, мягкий, приглушенный солнечный свет, пастельные тона в интерьере, обилие растений —все смягчает углы гнетущей действительности жизни в доме на окраине Будапешта. Сепарация — важнейший процесс в жизни человека. Отделение ребенка от родителя — и наоборот — редко проходит гладко, что создает множество недопониманий. Восстановление связи после травматичного отделения — новый этап в отношениях отца и дочери, который оба запомнят навсегда. «Молчание банановых деревьев» превращается из истории про несчастного мужчину в еще один лоскут памяти этой семьи, который будет бережно храниться на полках шкафов дома, заполненного памятью и бесчисленными растениями.