Пугало бредет вдоль черной полосы леса. Пугало тянет вязанку дров сквозь рыхлый снег. Пугало запирается в домике и воет в одиночестве. Пугалом зовут деревенскую знахарку, местные поглядывают на нее со смесью презрения и суеверной опаски, чаще обходят стороной, оттаскивают подальше любопытных детей. Она ислюченная, она же чудотворица, к ней за исцелением обращаются, когда ничего больше не поможет. Тогда она проводит с больным ритуал и... что-то происходит?
Фильм Дмитрия Давыдова, победитель прошлогоднего «Кинотавра», новейший флагман богатого и давно удостоенного наивысших кинокритических похвал якутского кинематографа, отворяется экспрессивным телесным этюдом, процедурой чуда. На столе тускло освещенной комнаты лежит женщина, по одежде и животу красными заплатками налипли кровавые пятна — Пугало деловито неуклюже приближается к ней, просит всех выйти, затем льнет руками, телом, губами к чужой плоти, пытаясь не то заговорить, не то выпить до дна ее боль. А в соседнем кадре мы находим Пугало в душной кочегарке, полностью опустошенной, крупными глотками жующей и тут же алыми комками сблевывающей водку, растерянной, плачущей.
Вот краткое описание производственного цикла шаманского ремесла — описание выполненное сугубо физиологическими красками, вымывая намеки на мистику, и тем не менее не лишенное некоторого шокового очарования. Такими ласкающе-болезненными движениями десятилетиями ранее любил развлекать зрительское внимание дипломированный мастер азиатского экстрима Ким Ки Дук. Впрочем, на первых минутах как бы в достаточной мере заинтриговав наш взгляд, на следующие полтора часа Давыдов откажется от резких жестов, продолжая рассказ о повседневности деревенской ведьмы медленным шепотом. Он собирает из причудливого быта Пугала и окружающей ее среды не то медитативное и внимательное к деталям этнографическое кино, не то пытается приблизиться к напряженной нейтральности и отстраненности позднего Балабанова.
Но здесь стоит сделать паузу, чтобы остановить самого себя. Попробовав наудаучу подобрать «Пугалу» кого-нибудь в пару — Ким Ки Дук, Балабанов — будто наталкиваешься на некую преграду. Другие критики уже успели вспомнить в связи с фильмом Давыдова о Карле Теодоре Дрейере, «Зеленой миле», гаптическом кинематографе. И нет, даже самые высокие сравнения не кажутся незаслуженными, во всяком случае частично «Пугало» оправдывает их и связанные с ними ожидания. Но ни одной из рифм (как и словно ни одному из эффектов самого «Пугала») не случится вспыхнуть и сработать в полную силу. Да, это история о бытовой стороне магического. Да, это детальная панорама якутской деревни, рассказанная с тем участием и честностью взгляда, каких очень не хватает в нашем кино. Да, это ненадрывная социальная драма и в то же время портрет удивительного святого и проклятого персонажа. И «Пугало» явно уютно ощущает себя в каждом из этих утвердительных «да», в каждом из этих понятных рамочных определений. В отличие от всех перечисленных аналогий, недовольных своим состоянием и нервически устремляющих свои усилия к горизонту невозможного, чего-то иного.
Этот прилежный фильм, ни в одном из аспектов не теряющий хорошего исполнительского качества меньше всего хочется ругать и чем-то попрекать. И все же его тихая скромность, его умиротворенное достоинство не позволяют и сказать о какой-либо отчетливой эмоции. «Пугало» будто слегка нелюдимо для зрителей и опасается их, смотрит на тебя с экрана бирюком, пускай с проскальзывающим порой хитрым ироничным прищуром, как в глазах исполнительницы главной роли, бесконечно харизматичной Валентины Романовой-Чыскыырай. Конечно, перед нами живое кино, разве что не слишком податливое на контакт, а больше затворяющееся внутрь самого себя.
Такая простота и эмоциональное нестяжательство способно покорить, а с другой стороны оно же не позволит замыслить настоящий выход за пределы красиво поставленных кадров и лаконичного яркого образа шаманки, завернутой в бесконечные меховые слои и в валенках разного цвета (само собой, символизирующих ее пограничное состояние между мирами живых и мертвых). Поэтому рассыпаясь ненадуманными ассоциациями с фильмами, книгами и обстоятельствами жизни, «Пугало» не позволяет взмыть им ввысь пуганой вороной, взвиться настоящим метафорическим союзом, но остается стоять недвижно, контрастным черным силуэтом посреди белоснежного прямоугольника кадра.
1101
26 Февраля 2021
Материалы по теме