Якутское кино — одна из самых интересных и самобытных (и активных) региональных историй российского кинематографа. Разумеется, запуская фестиваль сибирского кино Makers of Siberia Film Festival (на который мы, кстати, до сих пор принимаем заявки), мы не могли обойти якутское кино стороной — так в составе фестивального жюри появился Владимир Мункуев. Режиссер и сценарист, прошедший внутри якутской киноиндустрии долгий и непростой путь — от человека с хлопушкой на площадке до постановщика полнометражных фильмов по собственным сценариям, он наблюдал за становлением якутского кино изнутри практически с самых его истоков.
Он также был непосредственным участником как триумфов якутского кино — в 2021 году, через год после победы фильма «Пугало», его второй полнометражный фильм «Нуучча» принес Мункуеву приз за лучшую режиссуру на фестивале «Кинотавр» — так и некоторых более сложных страниц его истории. Год спустя тот же «Нуучча», экранизация известного в Якутии рассказа о том, как в якутскую семью конца XIX века с трагическими последствиями подселяют русского ссыльного (ранее к этому рассказу обращался Алексей Балабанов, встроивший его в качестве короткой зарисовки в «Кочегара»), так и не был выпущен в прокат — видимо, потому, что в 2022 году нам не нужны неудобные и тяжелые вопросы о взаимодействии русских с другими народами. Сергей Мезенов поговорил с Владимиром о том, на что смотрят в якутском кино разные зрители, почему важно говорить о болезненных страницах нашей истории, и в чем вообще главная сила якутского кино (спойлер — в неуемной фантазии и честности).
НА ОКРАИНЕ ЯКУТСКА РАЗВЛЕЧЕНИЙ БЫЛО МАЛО
Вы помните первый фильм, который оставил какое-то неизгладимое впечатление, который заставил подумать о том, что кино — это что-то совершенно особенное?
Такого одного фильма, после которого я бы сказал: «Все, пойду в режиссуру», у меня не было. Все как-то случайно совпало. Я вырос на окраине Якутска, развлечений было мало (смеется). Гулял во дворе, был у меня друг дворовый — потом приходил домой, смотрел все, что по телевизору показывают, без разбора. VHS-кассеты еще были. Я помню отчетливо, что в какой-то момент у нас сломался телевизор, и его не было долго, года полтора. Мне тогда было лет шесть-семь, и я в тот момент начал очень много читать. Оттуда, наверное, и привилось что-то. А если говорить о кино — слушайте, ну я смотрел просто все подряд, без разбора. Я до сих пор так делаю — смотрю фильмы и не запоминанию ни актеров, ни режиссеров; просто смотрю, интересно или нет, и все.
Вы говорите про телевизор и VHS-кассеты — а что было с кинотеатрами в то время, когда вы росли? Они работали?
Да, да, конечно. Я помню, как в школе одноклассники обсуждают какой-то фильм, а я вне контекста, и было обидно. Они все жили в центре, а я на окраине — и я помню, как я специально бежал в центр в кино только для того, чтобы быть в социуме (смеется), чтобы можно было обсудить с ребятами фильм, о котором все говорили. Это был «Годзилла», абсолютно дурацкий фильм.
А если говорить о якутском кино, вы помните свою первую встречу именно с тем, что делали в Якутии?
Ну, да, я и сам начинал там работать, когда в якутском кино все только начиналось — я в нем с 18 лет, с 2005 года. Тогда Сережа Потапов снял свой первый фильм «Любовь моя», потом ребята с DetSat (творческое объединение «Дети Саха-театра», авторы серии народных якутских комедий — прим.ред.) подтянулись, Толя Сергеев делал «Тропу смерти», и так это все потихоньку, потихоньку росло.
Получается, что у вас не было такого, что вы увидели какое-то кино и захотели сделать так же, а кино скорее сразу было такой средой, в которую вы попали?
Ну да.
А как вы в нее попали?
Я закончил школу и просто болтался, думал, что пойду в армию. Как бывает, когда школу заканчиваешь — ничего не знаешь; у меня не было такого, чтобы родители говорили: «Пойдешь поступать туда». Зашел одноклассник в гости и говорит: «У тебя вот тут через площадь институт искусства и культуры — там вроде принимают, пойдем, зайдем? На всякий случай свои документы тоже захвати». Мы пошли, посмотрели, там театральное отделение. Меня там сразу как-то оприходовали, взяли документы. Потом были вступительные экзамены, я как-то прошел в числе первых. Главное тогда было поступить на бюджет — и тут получается, что я поступаю на бюджет. Специальность «театральная режиссура» — а я при этом в театре не сказать, что был. На первом курсе я ждал, когда откроются сезоны местных театров. Я помню, посмотрел один из спектаклей и вышел в абсолютном шоке: «Блин, я не хочу этим заниматься». Это не театр, это нафталин какой-то.
Тогда мастер нашего курса, Андрей Саввич Борисов, параллельно снимал свое кино, «Тайну Чингис Хаана», и Сережа Потапов тоже снимал свое — это все театральные режиссеры наши, достаточно известные в Якутске, они начали делать фильмы. Меня взяли на съемки, я поучаствовал и подумал: «Да, вот это намного интереснее, чем театр». Отчислился с театрального и пошел во фриланс — учился монтировать, снимать, вот это все.
У нас был материал о якутских клипах, и там оператор Константин Сыромятников говорил, что среда в якутском кино довольно небольшая, так что все делают все. Как у вас с этим — до того, как вы стали режиссером собственных работ, вы тоже выполняли какие-то другие функции на площадке?
Да, начиная от хлопушки, заканчивая всем остальным. Это полезно. Сейчас время такое, что изучить это все несложно, особенно если у тебя есть интерес. Сложнее найти этому применение, нащупать свой киноязык, изучить драматургию — а с техническими вещами все довольно просто.
ВСЕ БЫЛО ПО-НАШЕМУ, ПО-ЯКУТСКИ
Общий вопрос для человека, который видел всю эту кухню изнутри — что получилось сделать в Якутии, чего не получается в других местах? Как вам удалось сделать свое кино, которое разговаривает со своим зрителем, что у вас было, чего не хватает остальным?
Ну, это действительно очень общий вопрос (смеется). Я помню, что это была такая коллективная фантазия: «Блин, а что, если мы вот щас что-то такое сделаем?» Вот мы все здесь, у всех внутри что-то горит — берем и снимаем. Из того, что есть, из подручных средств. Главное — вот это желание. Ну, я не знаю (пауза). Вот есть Егор Летов. Почему Егора Летова нет в других городах? Просто человек очень сильно горел изнутри — сидел у себя в квартире и писал, сколько там, сто с лишним альбомов, да? Ну, вот. Просто нужно большое желание.
Конечно, сказывается еще такая штука, что в Якутске логистически все чуть проще. С какой точки зрения — тебе нужно, условно говоря, снимать сцену на автовокзале, это нужно согласовать. Как это делается в других городах — нужно обращение, много-много возни, и непонятно еще, согласуют тебе или нет. А в Якутске ты можешь буквально через одного-двух человек задать вопрос и быстро получить ответ. В последние годы вообще так складывается, что местное население очень позитивно настроено к кино. Приходишь и говоришь: «Мы тут снимаем кино — денег нет, ничего нет, помогите, пожалуйста». И люди отвечает: «Да, давайте, без проблем», сами включаются в процесс.
Если говорить о вашем собственном первом фильме — кстати, как правильно его называть? А то я встречал разные варианты — и «Чувак», и «Четкий пацан»?
«Уол оҕото».
А как это можно перевести?
А это непереводимо. Если очень грубо, то, наверное, «реальный пацан». Но вообще непереводимо.
В одном интервью об этом фильме вы рассказывали, что продюсер вам сказал: «Давай сделаем фильм для людей, а не то, что ты обычно хочешь делать». А это ваш первый фильм — получается, у вас сразу было какое-то сформулированное представление о том, что именно вы хотите делать, и как это отличается от какого-то, скажем так, более народного кино?
Вот хороший пример, как делается якутское кино, сейчас расскажу. Я заканчивал Московскую школу кино и приехал в Якутск снимать свой дипломный короткий метр. Приехал в мае месяце, нашел ребят, и мы сняли мой дипломный фильм «Счастье», за три-четыре дня. А защита у меня была в октябре и ноябре — ехать обратно нецелесообразно, денег особо нет, типичный бедный студент. Ну, и вообще стоит задуматься — вот лето впереди, что делать, опять ехать в Москву, снимать квартиру? Просто нужны деньги, короче. Ну, и ребята, мои друзья, приходили, посмотрели черновую сборку «Счастья», всем достаточно понравилось. И Витя, продюсер, говорит: «Блин — а давай сделаем коммерцию»? Деньги-то нужны. Я говорю: «Витя, блин — ты же видишь, что я делаю? Вряд ли мы этим заработаем денег». Он говорит: «Ну да. Поэтому давай как-нибудь по нормальному, по-нашему». Ну, думаю, елки-палки. Ходил-ходил, думал-думал. А хороший продюсер — это тот, кто умеет додавить; и Витя меня додавил. Ладно, говорю, давай. Запирай меня в квартире, и я пишу сценарий.
Сценарий я написал за две недели. Сел писать его в начале июля — написал за две недели, потом была неделя подготовки, две-три недели съемок. Вот и считай — в июле начали писать сценарий, премьера была в октябре. Бюджет у нас был, сколько — полтора миллиона рублей, что ли. Все было по-нашему, по-якутски. Я спрашиваю: «Витя, вот у нас бюджет полтора, а чё будет, если мы вылетаем из этой суммы?» «Чё-чё — машину продам». Главное — кино сделать. Ну, и всё, мы его сделали. Фильм был достаточно коммерчески успешным, я подзаработал немного. На эти деньги полетел защищать свою дипломную работу. Это было абсолютное хулиганство, абсолютное баловство — и оно было абсолютно внутренним. Это свойство якутской комедии — это абсолютно внутренний, не экспортный продукт, она мало понятна снаружи. Я очень легко к этому отнесся — в смысле, многие дебютанты очень трясутся над своими дебютами, мол, обязательно нужно снять невероятный шедевр. А я к этому отнесся практически. Для меня это вообще был очень крутой опыт — я какие-то вещи оттачивал, проверял. Главное — что все прошло легко и непринужденно.
А насколько вообще для якутского кино свойственно такое разделение — что в этом углу развлекательное кино для всех, а вот тут авторское, которое собирает меньше зрителей? Со стороны, когда не знаешь, как в самой Якутии все это смотрят, может возникнуть ощущение, что любой якутский фильм, о котором мы здесь разговариваем, в Якутии тоже все смотрят.
Нет, не все. Есть какие-то совсем локальные, мемные истории... Блин, якутское кино во многом — это такое, знаешь, народное творчество. Практически все, кто его делает — это люди без образования. Просто люди на чистой энергии прут — делают, высказываются, рассказывают о своем видении мира. И у кого-то это получается интересно, своеобразно. У кого-то очень плоско, у кого-то слишком умно. Но все очень разное, в разных жанрах. Мне этим и нравится якутское кино — там, кажется, нету в головах предела у людей. Люди начинают снимать фантастику — представляешь, что такое снимать фантастику без денег? Там есть у людей какая-то внутренняя смелость. Там люди очень простые — вот сидит автор и говорит: «Да, я снял кино за 500 тысяч рублей», и это кино выглядит на 500 тысяч рублей, все честно. Какие претензии к человеку? Зато он сделал кино. Это очень круто.
Все исходит от человека — нравится, допустим, человеку делать деревенскую комедию, и ты смотришь ее и не видишь жульничества. Когда видно, что автору действительно это нравится, нравится такой юмор, ты как зритель этим заражаешься. А есть другой автор, который делает кино тихое, маленькое, скромное — такое кино могут называть «фестивальным», но ты видишь, что это человек сам такой. Я, как человек, который отучился в киновузе, видел, что люди много изображают из себя. Надумывают себе какие-то конструкции, представляют себе, какими они могут предстать в мире кино. А в якутском кино — там люди честные; ну, я вот такой, вот мое кино. Есть, конечно, всякие примеры, но в основной массе... Именно это меня подкупает, эта честность. Абсолютная честность.
Насколько я понял из ваших интервью, вы не говорите по-якутски — но фильмы снимаете на якутском. Как у вас построен процесс — вы пишите на русском, потом делаете перевод?
Я пишу на русском, потом сажусь со своим товарищем, который тоже сценарист и режиссер, и очень хорошо владеет якутским языком, и мы с ним очень тщательно по тексту проходим. Понятное дело, что мы не переводим слово в слово, это будет очень некрасиво — мы обустраиваем, как это может быть в якутском. Я, как человек, выросший в Якутии, так или иначе его все равно понимаю. Потом, естественно, происходят читки, и актеры тоже обустраивают текст, сами предлагают: «А давай я тут чуть-чуть вот так, а тут вот так». Все это обсуждается. Но я вообще не тот человек, который за то, чтобы все было буква в букву. Главное, чтобы было естественно и правильно по смыслу.
ВСЕ, ЧТО КАСАЕТСЯ ИСТОРИИ, ДЛЯ НАС БОЛЕЗНЕННО
Расскажите, что произошло с фильмом «Нуучча». Это была довольно громкая фестивальная история, приз за лучшую режиссуру на «Кинотавре» — а потом тишина, никакого развития, и фильм нигде не посмотреть. Что произошло?
Он не вышел в прокат. Время сейчас такое. У нас дата выхода стояла в апреле, в первых числах (2022-го — прим.ред.) Сложности были и до этого, были скандалы, которые искусственно нагонялись. Проблема в чем — обидно, что на этот фильм стали сейчас смотреть через современный контекст. Это со многими произведениями сейчас происходит, а наш фильм в таком свете стал еще и играть не в ту сторону. Отсюда и множество сложностей.
Получается, что помимо фестиваля «Кинотавр» вы вообще не сумели его показать — ни в Якутии, ни где-то еще?
Да.
Вы говорили, что когда вы показывали этот сценарий продюсерам в Якутии, они отказывались, даже несмотря на то, что и сама история, и в целом фигура Вацлава Серошевского для Якутии достаточно значимые. Думаете, у них сразу было ощущение того, что это сложный материал для текущего момента?
Конечно. Это болезненная тема. Для нас, по-моему, все, что касается истории, болезненно — не только для Якутии, но и для России. Возьми любой исторический период, начни про него рассказывать, пытаться его осмыслять — это будет очень сложно. Причем это нужно делать — у нас же многое в обществе никак не отрефлексировано. Общество вообще старается не лезть в это — достаточно повесить на эпоху какой-нибудь ярлык, вместо того чтобы обсудить, что было; просто обсудить, даже не делая никаких выводов. Почему-то для нас это большая проблема.
В рецензиях на «Нууччу» с фестиваля меня заинтересовал такой момент — некоторые авторы отмечали, что якутское кино, которое показывается и побеждает на фестивалях, превращается в этакий шаблон, в конвейер по поставке аутентичности в кавычках заинтересованным в этом европейским фестивалям. Изнутри якутского кино вам как кажется — действительно есть такая проблема?
Ну, это русский взгляд, взгляд русского кинокритика. Его тоже нельзя обвинять в том, что он так думает — мне кажется, русский кинокритик не очень-то привык к тому, что существует национальное кино. Я, в принципе, в первую очередь снимал «Нуучча» для якутского зрителя, не думая о фестивалях, не думая о другой аудитории. Я просто видел, как люди смотрят — саха смотрят, не отрываясь, они понимают, что происходит, какой контекст. Это, кстати, может быть и минусом фильма — он слишком внутренний. Сторонний зритель начинает разглядывать костюмы, природу, посуду, думать про этнику, про то, на каком языке говорят. Я не знаю — если я буду смотреть кино, скажем, Пакистана, даже если историческое, я больше буду смотреть на историю, чем на этнографический какой-то антураж. Не знаю, почему так происходит. Искусствоведы, кинокритики — они такие.
«Нууччу» я, понятно, посмотреть не могу, но вот после «Счастья» и первого фильма, который я все равно пока не запомнил, как произносится, у меня возникло такое ощущение — что в них обоих есть тема отсутствия возможностей. Что герои, может быть, и хотят что-то сделать, что-то изменить, но они существуют в такой реальности, которая попросту не предоставляет им для этого достаточно возможностей. Это я додумываю что-то, или вам правда хочется об этом поговорить?
Ну... (долгая пауза) Я специально об этом никогда не думал, но вот я сейчас новый фильм заканчиваю («Кончится лето» — прим.ред.), и в нем тоже это есть.
В нем тоже действие происходит в Якутии?
Да. Но все на русском языке (смеется)!
На каком, кстати, сейчас этапе работа над ним?
Мы закончили монтаж, занимаемся звуком и цветокоррекцией.
Вы снимаете кино в Якутии и про Якутию, но работаете с московскими командами — с продюсером Борисом Хлебниковым, с актерами Сергеем Гилевым, как в «Нуучче», или Юрой Борисовым, как в новом фильме. Вы чувствуете себя человеком, который помогает наводить мосты между якутской и московской киноиндустриями? Или он формируется и без вашего участия?
Он не формируется. Нет, конкретно свои проекты я делаю так, но в целом я думаю, что вряд ли такое возможно. Я просто вижу огромную разницу менталитетов и подходов к кино, которые вредят друг другу. Привозишь, условно говоря, какую-то часть съемочной группы из России в Якутию и видишь, как у людей не сходятся представления о том, как нужно делать кино. Я топлю за то, чтобы якутское кино развивалось самостоятельно, отдельно, для себя. Конечно, в какой-то момент это рискует превратиться в какой-то внутренний котел, но я верю, что появятся авторы, которые будут развивать его по-новому, по-своему. По-моему, у меня как раз так жизнь и сложилась. Я в принципе не очень-то привязан где-либо. Мне кажется, что сейчас я могу работать, где захочу. Просто в Якутии мне намного проще.
1056
15 Июня 2023
Материалы по теме