Полина Кардымон — междисциплинарная художница, исследовательница, перформерка и режиссерка из Новосибирска. В городе ее знали не только как независимую авторку и создательницу нескольких постановок в театре «Глобус», но и соосновательницу лаборатории современного искусства Lab4dram. Перформативный спектакль «Коромысли» — один из проектов лаборатории, созданный под кураторством Полины, — в 2023 году получил «Золотую маску» в номинации «Эксперимент». В 2022-м Полина уехала из Новосибирска — полгода жила в Узбекистане, после чего обосновалась в Москве.
Мы поговорили с Полиной о том, почему она покинула город, где сформировалась ее творческая идентичность, влияет ли так называемая «провинциальность» на работу со столичными проектами и почему работа в междисциплинарном поле может вызвать отчаяние.
Ты уехала из Новосибирска больше года назад — остались ли там сейчас твои проекты?
В Новосибирске все еще находится часть моего архива хрупкого искусства. «Коромысли» — в подвешенном состоянии: сейчас их показывают очень редко, но как таковой проект пока существуют. В «Глобусе» идет «Великан Бобов» — его мы выпустили буквально через неделю после начала СВО. На самом деле это нас спасло: тогда остро нужна была коллективность. А остальных проектов — книжного клуба, ридинг-клуба и лаборатории — уже нет.
Почему Lab4dram закрылась спустя четыре года существования?
Это и так была очень хрупкая система, а когда у всех появляются свои дела, больше работы, переезды, все рассыпается.
Я уже издалека наблюдала, как закрывается «лаба», перевозятся вещи — и не могла этого осмыслить. Сначала не почувствовала какого-то горя, даже подумала: «Хорошо, что это произошло. Мы же периодически хотели закрыться, и это тоже решение». Только потом поняла, как плохо без этого пространства: мы всегда могли собрать там художников, что-то придумывать и репетировать, проводить книжные клубы и выставки, устраивать перформативные истории, использовать пространство как мастерскую и хранить свои архивы.
Но лаборатория исчезла только как пространство, а сам проект не завершен. Например, недавно от имени лаборатории прошел показ проекта, который был заявлен еще около двух лет назад (проект Арины Литвиненко «Истории людей, в разное время сидящих на одной скамейке в Центральном парке» — прим. авт.) Он реализуется в новосибирском баре, и, по сути, это одна из трансформаций.
Почему ты все же уехала?
Новосибирск — важная часть моей идентичности, много моих работ посвящено ему: его тротуарам, его странной пустоте. Для меня было важно находиться именно там, и это был мой выбор. Но, когда началась мобилизация, мы решили, что надо уезжать. Плюс тогда же началась история с «Принцессой и Людоедом» (в ноябре 2022-го по анонимной жалобе детский спектакль «Первого театра» «Принцесса и Людоед» проверяли на пропаганду ЛГБТ, движения, признанного экстремистской организацией — прим. авт.).
И вот мы уехали в Узбекистан, прожили там полгода. Я сидела без работы и пыталась адаптироваться, мы писали заявки в разные резиденции, лаборатории, выставки — думали, как жить дальше. Возвращаться было страшновато. А потом я приехала в Москву выпускать «Инсектопедию» — и осталась.
На самом деле переезд и так планировался «когда-то», и вот это время настало: я оборвала все ниточки, и началась новая жизнь здесь. Когда выпускала спектакль и выставку, все было круто, потому что я была погружена в дело. Это было аффективное состояние — успевала только просыпаться со вздохом и бежать дальше. А когда наступила пауза, и я поняла, что остаюсь тут жить, просыпалась и не могла шевелиться: меня накрывало оцепенение от размеров Москвы. От того, сколько здесь людей и как тут все кишит в одном плотном пространстве. Но этого качественного переключения все равно хотелось. Это нахождение в эпицентре всех новостей, жизнь в 10 минутах от Кремля — в этом есть что-то перформативное. Я часто уезжала из Новосибирска, и теперь это стало моим образом жизни — постоянные изменения пространства вокруг меня вдохновляют и делают живой.
Какие проекты ты сделала за год в Москве?
Сначала мы c Егором Зайцевым выпустили эскиз в рамках питчинга мастерской Брусникина в резиденции Переделкино. Он сделан по пьесе «А потом» Вольфрама Хелля, и главное выразительное средство в нем — фотоаппарат с термопечатью. Мы с Егором и артистами собрали визуальный ряд полностью из таких кадров, и получилось кино о том, как мальчик пытается вспомнить мать, которую он потерял.
После этого мы (Егор Зайцев, Анастасия Юдина, Владимир Бочаров и я) создали «Инсектопедию» — этот проект-выставку я вынашивала пару лет. Выставка сейчас идет в одном из залов ГЭС, она посвящена насекомым (каждому принадлежит своя буква-тема). В основе — шикарная книга Хью Раффлза «Инсектопедия». Из нее мы взяли некоторые темы и раздробленную структуру, которую очень не хотелось терять. Остальное написали сами, потому что есть наш опыт и зоны исследований. Для всех тем мы создали объекты. Внутри выставки есть перформативная часть: нам нужен был медиум, чтобы развернуться и в другой плоскости.
Я же художница! Не могу не делать руками: это тоже часть меня.
Потом мы с Егором сразу прыгнули в «Омут зачарований». Это спектакль, созданный по итогам детской лаборатории в ГЭС, где дети пытались бороться со своими страхами. Им предлагали разные способы взаимодействия с фобиями: перформативные, магические, сказочные, игровые. После лаборатории сделали расшифровки разговоров детей и специалистов — психологов, антропологов. На основе этого текста мы и поставили спектакль.
Параллельно в Нижнем Новгороде я курировала направление «Город как арт-пространство» фестиваля «Специфик». Мы выпустили три проекта.
Первый сделали с арт-группой «Кулек» — это променад по заброшенной цивилизации в рамках одного района города. Цивилизация прошлого или будущего — неясно. Второй проект — «Заложные покойники». Это хоррор-радиоспектакль, в котором мы рассказывали о разных мертвых: деревьях, домах, социальных слоях, умерших. Третий сделали на улицах рядом с кораблестроительным заводом «Красная слобода». Это были инсталляции о жизни послереволюционных рабочих. Например, общежития мы увешали полевыми цветами, чтобы передать запах казенного пространства, которое пытаются обуютить. Участникам давали чай с кусочком сахара, как пили рабочие во время перерывов. В общем, «Город как арт-пространство» фактически стал тотальной инсталляцией.
Один из последних проектов — выставка «Пыль не кончается» в галерее «Марина» в Санкт-Петербурге. Здесь я собрала бытовые плитки. Плитка в Узбекистане — важная часть культурного кода. Ею украшены все святыни: мавзолеи, храмы, медресе, и в музеях эти осколки выставляют повсюду. А еще их можно найти в грудах строительного мусора из-за вечного ремонта — это все, что доступно глазу на улицах, потому что все дома — за глухими глиняными двухметровыми заборами. Я привезла из Бухары, Самарканда, Ташкента кусочки этих плиток и много пленочных фотографий, и мы вместе с кураторами Катей Веленчик и Сережей Каревым отобрали фотографии и вручную нанесли их на эти плитки. К выставке мы сделали саунд: на ней звучал мой аудиодневник из полевых записей, который я создала вместе с Владимиром Бочаровым на резиденции Aks Sado. Получилось нежное воспоминание об Узбекистане.
Чего ждать в следующем году?
Точно будет проект на основе библейских текстов в театре «Шалом» в Москве. Мы с командой очень долго думали, как обойтись с текстом, — пришли к тому, что хочется попробовать поэтический театр. Уже предчувствую, что соберется что-то любопытное.
На весну запланирована «Дама с собачкой» в Сургуте, и это тоже важный опыт. С классическим театром я работала не так много, как, например, с экспериментальным, поэтому интересно, что выйдет.
А еще прямо сейчас я участвую в фестивале «Особый взгляд» как кураторка — отвечаю за междисциплинарную программу. Мы уже открыли прием заявок, так что ждем новых инклюзивных проектов.
Подавляющее большинство арт-объектов ты собираешь своими руками. Почему для тебя так важна именно «рукодельная» история?
Я же художница! Не могу не делать руками: это тоже часть меня. Но при этом я будто бы «ни два, ни полтора», «не рокер и не бард». Когда прихожу в театральную среду, мне говорят: «Ну ты же междисциплинарная художница — понятно, почему так». Прихожу к художникам и слышу: «Ты же режиссер — у вас все по-другому». Это расщепление постоянно происходит, поэтому мне больше нравится определение artist.
Почему для тебя так важны эти определения?
Хочется же быть «в тусовочке», а я и там, и там чужая. И я завидую целостности, которую вижу у остальных. У меня нет мастерской. Я чувствую себя тем, кто все не может найти точку опоры и постоянно действует через разные медиумы, чтобы себя как-то отождествить хоть с чем-то, и иногда это просто убивает. Будто в силу своего характера я вынуждена быть междисциплинарной.
Сама по себе междисциплинарность — это супер. Я готова и дальше прорубать темы, медиумы и все остальное — отказываться от этого я не собираюсь. Это разная среда: я могу переключаться, быть с другими людьми, в другой риторике, и это доставляет мне удовольствие. Я делаю много, чтобы реализовать свою энергию, иначе меня разорвет. Даже если не умею — все равно воплощаю и знаю, что в этом нет обмана, нет внутреннего предательства.
Один из твоих проектов, который охватил уже больше десятка городов, — «Коромысли». Хоть продолжения мы не увидим, но показы всех частей до сих пор происходят. В чем их феномен?
Несколько лет назад это был взрыв: хотелось делать перформансы всю жизнь и не останавливаться. Но сейчас они у меня даже на уровне идеи не рождаются. Просто пустота. Хотя с начала СВО мне казалось, что сейчас только перформансы и будут, но нет. Возможно, психика так защитилась, потому что перформансы для меня важны своей документальной подробностью. В них я не могу врать или корректировать себя. Ты обязан, просто обязан быть абсолютно честным, открытым, с тобой должны произойти изменения. И тут разветвление: во-первых, никто не хочет в тюрьму, во-вторых, наши проблемы перестали быть проблемами на фоне общих катастроф. Сейчас это просто вялотекущее оцепенение, будто часть мозга в каких-то схватках. Ты делаешь что-то, но словно тебя только это и держит — то, что ты когда-то запланировал. Возможно, в этом тоже есть расщепление: тебе биохимия не дает распасться совсем, но тотально все происходящее просто размазывает по полу. И ты, постоянно превозмогая, пытаешься хотя бы встать.
В любом случае мы все — капля, которая капает, капает и потом что-то да проломит. Андеграунд сейчас цветет и пахнет; возможно, он не особо заметен и будто бы даже скрылся, но он есть. И все это дает каждому из нас очень разные зоны исследования, погружения и создания нового опыта.
Несколько лет назад это был взрыв: хотелось делать перформансы всю жизнь и не останавливаться. Но сейчас они у меня даже на уровне идеи не рождаются.
736
15 Декабря 2023
Материалы по теме