Алексей Мартинс: «В Сибири тепло сакрально»

Молодой красноярский перформансист о социальной пластике в искусстве и сибирских культурных феноменах

Алексей Мартинс — молодой красноярский художник, дважды участвовавший в Московской биеннале современного искусства, вошедший в шорт-лист премии Кандинского в номинации «Молодой художник. Проект года» и организовавший самый масштабный перформанс на фестивале «Архстояние» в 2017 году. На вопрос куратора «Как жить?» он тогда ответил просто: «Быть вместе».

На последних курсах училища я понял, что система художественного образования в России очень далека от современных практик и в целом от искусства, и не стал учиться дальше. Вместо этого устроился работать в музей. Моим первым персональным произведением (не в составе арт-группы. — Прим. ред.) в 2010 году стала картина «Повестка». Она представляла собой мою повестку в военкомат, нарисованную на холсте маслом. Кажется, тогда хотелось сделать что-то личное и одновременно политическое — меня сильно задевали национальные милитаристские настроения.

Заговорили обо мне после перформанса «Как рассказать об искусстве сибирскому городу» в соавторстве с Игорем Лазаревым. Идея была максимально проста: мы в роли таксистов бесплатно возили всех желающих по Красноярску, а вместо платы за проезд пассажиры должны были послушать лекцию о современном искусстве. В 2015 году проект попал в шорт-лист премии Кандинского в номинации «Молодой художник. Проект года».

Важно не столько объяснить, сколько научить чувствовать и воспитать потребность в культуре.

Я активно занимаюсь графикой, видео, перформансом. В один момент пришел к скульптуре, но в широком смысле. Свои перформансы, например, воспринимаю как социальную скульптуру. Я не только произвожу материальные объекты, но и придумываю ситуации, в которых возможно возникновение социальных связей и даже образование микросообщества. Искусство, на мой взгляд, можно не только созерцать.

Художественные формы разные, но тема для меня всегда первична. У меня есть проекты, связанные с окружающей средой и экологией, с социальным взаимодействием. Есть проект о Сибири — он представлен и скульптурой, и графикой, а недавно перерос в партисипаторный перформанс. Свою практику я воспринимаю как единую экосистему, где все взаимосвязано. Темы сквозные, а произведения переплетаются и образовывают некий симбиоз. У меня, как и у многих молодых художников, нет мастерской, я изготавливаю работы во время монтажа выставки. Многие современные авторы придерживаются такой схемы.

К проекту о Сибири я пришел не сразу. Меня вдохновили произведение Йозефа Бойса «Сибирская симфония» и три выставки, курируемые Сергеем Ковалевским: «Чертеж Сибири», «Даль» и «Во глубине». Моя работа направлена на исследование сибирского самосознания и состоит из двух частей: серия графики «Полярники» и серия деревянных скульптур «Ментальные дрова». Все началось с графики еще в 2011 году, тогда появились первые холсты и множество небольших листов с крохотными изображениями людей или животных на белом фоне. Произведение, где художник почти ничего не делал, лишь добавил маленький элемент, чтобы стало заметно окружающее белое пустое пространство.

Затем проект трансформировался в медиаперформанс. На выставке в Москве был установлен принтер с удаленным доступом. Я в Красноярске делал графику, сканировал и отправлял изображения на печать в режиме реального времени в течении месяца. На выставке периодически шел снег из листов, и вскоре появился «сугроб». Зрители брали распечатки и уносили с собой.

Эти рисунки я и потом постоянно делал (и делаю до сих пор), но нигде не выставлял. Они не выстраивались во что-то цельное, а служили топливом — их нужно было постоянно делать, чтобы не потухнуть. Процесс ради процесса. Этот образ лег в основу проекта «Ментальные дрова» (скульптуры зверей из старых досок и поленьев Алексей Мартинс поместил в просторные помещения с белыми стенами, полом и потолком. — Прим. ред.). Объект является лишь расходным материалом для создания чувственного опыта — поэтому дрова. Я выбрал дерево еще и потому, что сибирская скульптура просто не может быть из холодного материала. В Сибири тепло сакрально.

Фото: fragmentgallery.com
Фото: fragmentgallery.com
Фото: fragmentgallery.com
Фото: fragmentgallery.com

«Полярники» и «Ментальные дрова» — история не про пустоту. По крайней мере не про пустоту в понимании московских концептуалистов. Скорее про пространство. У меня есть Instagram-аккаунт, куда я выкладываю исключительно фотографии снега. Для меня это не символ пустоты и не способ взаимодействия с аудиторией. Это некий архив, который я постоянно пополняю. Как и в случае с графикой, без конкретной цели. Наверное, образ снега в любом случае связан с Сибирью. У коренных народов Сибири в языке есть три десятка слов для обозначения снега. Я также собираю разный снег.

В один момент я захотел превратить «Ментальные дрова» в социальную скульптуру. Внезапно обнаружился целый ряд смысловых пластов. Я понял, что тепло и огонь обладают объединяющей силой, а очаг издавна является символом общности. Так появился перформанс «Быть вместе». В 2017 году на фестивале «Архстояние» (фестиваль лэнд-арта и ландшафтных арт-объектов в парке «Никола-Ленивец». — Прим. ред.) в большом поле мы поместили сто деревянных скульптур в кострища на импровизированные подиумы, вокруг которых были установлены лавки. Вечером костры зажглись. Люди просто сидели у костра и общались в уютной обстановке. Маленьких локальных очагов была сотня, и все превратилось в одно большое действо. В этом проекте совместились идея сибирского «теплого» искусства и мое увлечение социальной пластикой.

Фото: Юлия Абзалтдинова

Если говорить о Красноярске, то креативная среда города своеобразная. Есть ощущение, что все, что ни делается, делается на экспорт. Культурная жизнь проходит как бы мимо местных жителей, несмотря на то, что недостатка в интересных проектах нет. Еще одна особенность — расстояние. Поскольку заниматься любой творческой деятельностью невозможно автономно, его приходится преодолевать, и любая доставка работ в другие населенные пункты превращается в сложный ресурсозатратный процесс. В психологическом плане такая удаленность тоже накладывает свой отпечаток.

Художник в провинции — это человек-институция. В регионах, как правило, нет никакой инфраструктуры, и художникам приходится ее создавать самим.

Реакция аудитории на мое творчество в Москве и Красноярске одинаковая. Везде есть люди с предубеждениями, а есть опытные чуткие зрители, интересующиеся искусством. Просто в Красноярске в процентном соотношении их меньше, чем в Москве. В России пятьдесят лет эксплуатировали искусство, как агитационную машину, поэтому сейчас особенно важно говорить об искусстве. Если этого не делать, огромная пропасть между современной культурой и широкой аудиторией останется. Важно не столько объяснить, сколько научить чувствовать и воспитать потребность в культуре. Перформанс «Как рассказать об искусстве сибирскому городу» как раз об этом.

В Красноярске есть художественное сообщество, но совсем небольшое — буквально пять авторов и пять кураторов, искусствоведов и людей, профессионально связанных с искусством. Я бы не назвал его сплоченным — я, конечно, знаю всех практикующих современных художников, но они старшего поколения, и тесно мы не взаимодействуем. Пока жил в Красноярске, общался в основном с молодыми искусствоведами и кураторами, с которыми работал в музее.

Я бы сказал, что художник в провинции — это человек-институция. В регионах, как правило, нет никакой инфраструктуры, и художникам приходится ее создавать самим. Яркие примеры — Краснодар, Воронеж, Самара. В Красноярске дело обстоит иначе. У нас есть музейный центр «Площадь Мира», который инициирует всю художественную жизнь в городе (а то и в регионе). Но все же для полноценной работы не хватает интенсивности.

Красноярск, конечно, меняется, но не к лучшему. Я имею в виду экологическую ситуацию. Именно это стало причиной моего переезда в Москву. Красноярск — один из самых загрязненных городов России. Режим «черного неба» длится почти весь год. Сибирь в целом сейчас — это огромная свалка: там строят самые опасные заводы, свозят и хранят химические отходы. Об этом нужно говорить — и языком искусства тоже. Проект «Ментальные дрова» был моей поэтической картой территории — облаком моих представлений о Сибири. Следующим будет портрет реальной ситуации.