Кsusha Flame: «Иногда я думаю, что все мои штуки — это что-то живое»

Щупальца, маски и накрашенные ноготочки скульптуры


Формально Ksusha Flame — относительно новое имя на художественной карте Барнаула, художница, сумевшая поразить наблюдателей инопланетными формами своих работ. Но в то ж время Ева Макинтош, рисовавшая несколько лет назад цветных человечков одной линией, как на холстах, так и на улицах города — на самом деле тот же самый человек. Юлия Шеламова встретилась с художницей и поговорила с ней о перевоплощениях (не только при помощи смены имен), желании мыслить шире и бесконечном поиске материалов и свободы.
БЛИН, ХОЧУ ШИРЕ


Тебя знают под разными именами. Можешь, пожалуйста, перечислить все свои псевдонимы? Как ты себя называла в разное время?
Первый — Ксюша Куинджи. Второй ник был Eva Macintosh, во «Вконтакте» есть Ксюша Каспер. Ну, и сейчас Ksusha Flame, вот. То есть, четыре, получается.
Почему настоящим именем не представляешься?
Зачем кому-то знать мою фамилию? Это же личное все-таки. Не то, чтобы это два разных человека — просто хочется обозначить, что это именно деятель. Ну, и мне хотелось создать некий образ, который был бы схож с моим внутренним ощущением. Ник менялся, потому что я чувствовала себя каждый раз по-разному. Я же сначала рисовала линии, рисовала людей, какие-то лики людей, потому что какая-то была у меня, наверное, любовь к людям. В какой-то момент я поняла, что не знаю, как дальше работать с линиями — мне хотелось объема, хотелось каких-то форм, вот и все.
Я помню, как устроилась работать — мне пришлось устроиться дизайнером-декоратором в торговом зале, потому что мне нужны были деньги. И я помню, у меня совершенно не было времени рисовать, но мне хотелось. Есть эта жажда, когда постоянно рисуешь, тебе это уже просто как попить воды или покушать, потребность жесткая. Я сидела и на работе рисовала, пока никто не видит. Вот, ну и в итоге какие-то щупальца, как говорят люди, у меня стали выходить. Думаю, сыграла большую роль некая насмотреность — ты как бы не хочешь специально смотреть, но смотришь соцсети, какие-то картинки. Все мне говорили: «Ксюша, ты рисуешь трайбл». Блин, я не хотела его рисовать, как-то так вышло.
Опять же, я считаю, что у каждого свой почерк. Если собрать несколько авторов, работающих в стиле «трайбл», то можно будет понять, где чье. Но сама я не называю свои штуки трайблом — для меня это что-то другое, я это называю «новой флорой». Я очень сильно люблю природу, сама с детства живу в полях. Люблю фотать природу, гулять, находить какие-то локации. Я думаю, это тоже некая часть меня, которая уже никуда не уйдет. Нравится мне, маленькая родина, что ли, какая-то. Вот поэтому «новая флора», новый какой-то язык.
Где ты училась, и как все сложилось с учебой?
В детстве у меня не было желания научиться рисовать. Но мама как-то сказала: «Ксюша, не хочешь в художку?» Блин, да, хочу — и все. Мне очень сильно нравилось в художке, вся ее атмосфера. Помню, в школе мне было плохо — депрессии, никто не понимает, какие-то такие штуки. Я болела — и помню, что я могла не идти в школу, но шла в художку, мне это было важно и интересно. Появился интерес, хотела дальше поступать — мне преподы в художке говорили, что нужно ехать в Новоалтайское [художественное] училище. Нужно было приехать на экзамен, но перед экзаменами я каталась в лесу с другом на скейте и неудачно упала. На правой руке в мясо просто все пальцы были, я даже не могла их разогнуть. И все — экзамен отменяется, все отменяется!
В итоге я пошла в колледж при АлтГУ на факультет «Дизайн по отраслям». Хотела идти на живопись, но другого выхода не было. Начала учиться, рисовала эскизы одежды, создавала какие-то образы. Мне очень было тепло там. Курсе на 3-м мои преподаватели стали отправлять меня от колледжа на разные конкурсы. Однажды я поняла — жесть, я же отстаю от ребят. Я не успевала, у меня все копилось. В то же время интерес стал угасать — я понимала, что в конкурсах я получаю больше опыта и практики, больше информации, чем на паре. Какие-то выставки я стала искать сама.
Я перестала ходить на пары — вместо этого сидела в кофейнях, рисовала в скетчбуке и, помню, чуть не плакала. Я не знала, что мне делать, потерянная была, думала: «Жесть, я не угодила своим родителям. Они будут расстроены, что я не закончила, что у меня все плохо». У меня не было поддержки, не с кем было поделиться. Я понимала, что дизайн, наверное, не совсем моя стезя. Это не живопись, здесь меньше свободы. Все-таки опять какие-то границы. Я, наверное, такой человек, что и школа на меня давила, и колледж потом стал давить. И я такая — блин, хочу шире.



К нам пришло очень много людей, была очередь просто жесть, вся лестница была, помню, в людях.


Примерно в это время ты пошла в «Республику ИЗО» работать?
«Республику» я знаю, наверное, с 2016 года, может быть, раньше. Меня туда привели, и я влюбилась в это место. Я каждый раз приходила к ним на открытия, на эти все выставки — мне нравилось, и в какой-то момент я увидела, что им требуются помощники. Я думаю: «Блин, хочу туда податься». Пишу. На тот момент там Лида Рыжова работала, она сказала: «Да приходи, поговорим», я пришла. В итоге я работала в «Республике», училась и работала. Это был насыщенный период моей жизни. Я училась до часу, ехала в «Республику» и работала до восьми. А потом еще шла пешком помогать ребятам делать пространство — красить стены, рисовать там и свои какие-то рисунки.
Это что за пространство было? «Реплика»?
Да. Все там выгорели, мне кажется. Ну, тяжело было. Мне нравилось работать в галерее, я три года там проработала. Мне нравилось компоновать картины — моя деятельность называлась «координатор выставочных проектов». Хотя я делала больше — какие-то мероприятия небольшие, какие-то свои выставки. Мне там нравилось, было все очень комфортно для меня. Ушла, когда началась пандемия.
Ты там начала сама тусовки делать?
Я просто звала своих знакомых диджеев. Мероприятия заканчивались мини-вечеринками, там играли три-четыре диджея. Они играли очень разную музыку, от техно до, не знаю, хауса. Чувствовалось, что в городе нужны такие штуки, что этого здесь не хватает. Не хватает и мне, и, думаю, людям, которые здесь живут. Я помню, когда делала, наверное, последние свои мероприятия, у меня такая мысль появилась: «Блин, столько клевых ребят в Барнауле». И не все друг друга даже знают. Мне хотелось показать этих клевых ребят. Что вот, смотрите — они есть, они вот здесь что-то делают, и это очень круто. И мы вместе можем что-то делать, соединяться.
Мы делали с ребятами «Гаражку». Мы делали мероприятие Glow Art. К нам пришло очень много людей, была очередь просто жесть, вся лестница была, помню, в людях. Я поняла, что у нас есть эти люди, что мы можем это делать, что оно всем надо. Почему нет? Но я в шоке была, что мы реально как-то кого-то привлекли. Я не знаю, как у нас так это получилось.
Еще у меня было мероприятие «Смесь», и оно так называлось неспроста. Я подумала, что мы очень все разные, но что-то объединяет, у нас есть что-то общее, и хотелось бы как-то помогать друг другу. Нет сейчас такой точки пересечения в Барнауле, где мы бы все встретились. Понятно, что есть мероприятия, но нет как такового места — а мне бы хотелось, чтобы оно было. Чтобы мы встретились единомышленниками, поболтали и поделились опытом. Хотелось бы что-то привозить сюда в город, показывать что-то новое. Ну, пока у меня таких возможностей нет.
УЛИЦА — ЭТО ТОЖЕ СВОБОДА


Я помню твои линии на улицах города. Какое-то время тебя можно было назвать уличным художником?
Наверно, да, меня можно было назвать уличным художникам. Мне в детстве нравился стиль хип-хоп, я хотела танцевать хип-хоп. Мне нравилось граффити в детстве — я пыталась сама подражать, срисовывала граффити, какие-то куски. Лет в 18 я полетела в Питер и пошла в музей Стрит-арта. Там попала случайно на экскурсию, даже не заплатила за нее, и столкнулась с манифестом «Все, что я знаю об уличном искусстве» Тимофея Ради, который очень меня зацепил.
Улица меня давно цепляла. Я люблю смотреть, замечать какие-то детали в улице. Те же теги — ты заходишь в какое-то место, там много тегов, и тебе так интересно, кто это рисует. Улица для меня — это тоже, наверное, некая свобода. Вот это чувство «хочется шире». Здесь нет правил, делаешь, что хочешь. И все, Ксюша взяла банки в руки.
Я понимала, что девочки тоже рисуют вроде на улице, но в Барнауле я таких не встречала. Помню, для меня это было немного дико и страшно. Я выходила с парнями рисовать, думала, что сейчас нас поймают, потому что все равно это нелегально. Я только начинала вникать в этот движ и знакомиться — появился интерес, и появились сразу же рядом эти люди, из Барнаула, потом и из других городов.
Я даже сидела в полиции — было такое со мной, когда мы порисовали на скульптуре. Хотя, опять же, посыл у нас был добрый. Мы не хотели поганить город, в принципе никогда не было такой мысли. Да, возможно, за какие-то свои рисунки в городе мне было стыдно, потому что я только начинала, и все было такое не очень. Я не понимала, как работает банка, я ее не чувствовала. Это не нажатие кисти, это не карандаш — это просто что-то в воздухе, пшик. И мне очень сложно было понять, как это работает, но я пыталась. В какой-то момент я поняла, что мне не хватает умения, я хочу больше, а у меня не получается. Я переключилась на другое. Но, скорее всего, я вернусь на улицу. Я даже состою в новосибирской граффити-команде «ЯД».
Да, жесть. Вот нас тогда и поймали с другом. Мы просто рисовали днем. Мы стояли, я видела, как они едут, полицейские. Остановились и нас приняли. Мы писали объяснительную, почему мы это сделали. Написали, что мы хотели как-то приукрасить. Ну, люди, конечно же, нас не поняли. Хотя кто-то понял, кто-то писал: «Оставьте». Конечно же, тот мужчина, чьи это руки, сказал: «Я не понимаю. Это неестественно — накрашенные ногти. Пожалуйста, закрасьте!» Мы их обратно перекрашивали потом.


Я даже сидела в полиции — было такое со мной, когда мы порисовали на скульптуре.




Ты сразу с улицы перешла к маскам, к объектам каким-то?
Нет, не сразу. Я продолжала рисовать, просто рисовала картины. Пыталась снова что-то найти для себя новое, новые формы. Флора меня очень сильно стала привлекать. Я стала использовать в своих работах мох, что-то такое природное. Хотя, опять же, я понимаю, что мои работы не про экологию, это другая штука. У меня вообще смесь, и неживые предметы, и живые. Я пытаюсь экспериментировать, люблю работать с разными материалами, пробовать, искать себя в чем-то.
После картин я перешла к инсталляциям. Меня потянуло как будто на скульптуру. У меня есть подруга, которая занимается керамикой, я у нее была на мастер-классе. И вот влечение новое появилось — захотелось лепить, именно чувствовать руками, делать какую-то форму. И я стала делать какие-то инсталляции, исходя, опять же, из тех же форм, которые в картинах у меня присутствуют.
Потом, после картин, после инсталляций, я наткнулась в интернете на человека, который в домашних условиях плавит олово. У моего отца есть паяльник. Говорю: «Покажи мне, как это плавится». Я помню, начала плавить и такая: «Ого!» Визуально был такой восторг — не столько было интересно, что у меня там получится, сколько сам этот процесс. Я вижу, как плавится металл, это так красиво! В один момент у меня получилась какая-то окружность, похожая на кольцо. Думаю: «Ого, можно же делать кольца из металла, из олова».
Стала читать про металл, про историю олова. Это очень доступный металл. Я люблю кольца, люблю украшения — я начала их делать, потому что сама их люблю, я даже не думала о продаже. Но я сделала кольцо и подумала: «Наверное, надо дать ему дальше дорогу в другую жизнь». Вот, и я стала продавать кольца. Я еще какие-то камушки натуральные тогда вставляла, потому что их тоже люблю. Людей это заинтересовало, был даже какой-то ажиотаж. Я удивилась.
Мне кажется, все творчество прежде всего идет от тебя — от того, что ты хочешь, что ты носишь, что ты видишь, что ты любишь. Я всегда от себя отталкиваюсь, наверное, больше, чем от людей. У меня просто появилось желание — я сделала. А потом продаю людям, и им это тоже нравится, откликается. И я такая: «Блин, круто»! Всегда почему-то этому удивляюсь.
ПОДУМАЛА О ЖУКАХ, И ПОШЛИ ФОРМЫ СТРАННЫЕ


Твои образы похожи на инопланетных созданий или морских чудищ. Вот откуда они идут?
Когда я создаю маску, я могу не рисовать эскиз. Это само идет. Я тут чуть-чуть подплавила, там подклеила. Понятно, что я задаю какое-то основание, но я могу не рисовать маску. Как и с кольцами. На кольца вообще не рисую эскизы. Как плавится, так и плавится. Как пошло, так и пошло. Нравится сам процесс. Кайфую.
С масками так же началось — я сначала просто для себя их делала. Я так люблю образы, перевоплощения. Думаю, я не просто начала делать маски — это, скорее всего, что-то психологическое, я сама не разбираюсь в этом. Но эти образы дают мне подпитку, мне нравится чувствовать внутри себя эту энергию. Когда ты надеваешь маску, ты можешь быть кем угодно — быть, двигаться, какие-то штуки делать. Кажется, что это часть тебя внутренняя, и ты ее как-то воплощаешь в этом образе. Мои образы же разные. Они могут быть агрессивными, как будто я показываю какую-то темную свою сторону.
Я у тебя видела не только маски, но и объекты какие-то огромные. Это что такое?
Это, наверное, самая большая инсталляция в моей жизни была. Мой отец назвал его осьминогом. Конечно, это не осьминог — опять какая-то черная была форма. У меня жестко голова иногда работает — картинки часто в голове, и я хочу их воплощать в этот мир, пробовать новые материалы. Подумала, например, о жуках (смеется), и пошли какие-то формы странные.
Какие-то детали могут находиться в окружающей среде. Я засмотрелась на скамейку и увидела там гвоздь. Подумала: какой гвоздь красивый, какая у него форма. Посмотрела на растения, и думаю: блин, вот жилки у них красивые. И вот так это все как-то связано. То есть, хочется из окружающей среды детали связывать со своими объектами, со своими инсталляциями, потому что все это вызывает у меня восхищение.
Давай про материалы. Вот сейчас с какими материалами ты работаешь?
Если мы берем маски, то это стержневой клей, который давится с помощью пистолета. Он просто плавится, и получаются маски. Еще в масках могут быть разные детали, шипы, что-то такое — это металл, просто декоративный, не какой-то там драгоценный. В масках вообще могут быть разные материалы, тут нет границ, я всегда ищу — это могут быть перья. Нужно вот там приукрасить эту деталь, нужно выделить вот эту штуку. Нужно сделать агрессивнее, нужно сделать тут наоборот как-то поспокойнее, или тут подинамичнее.
Кольца я делала только из олова, потому что это доступно. Ты можешь делать это дома, тебе не нужно никуда бегать. Ты просто купила этот толстый жгут олова и плавишь его паяльником. Сейчас хочу поделать из серебра, потому что хочется другой материал попробовать. Это муторнее, сложнее работать с серебром. Но я испробовала все пути уже в Барнауле, потому что, оказывается, здесь не так просто делать из серебра кольца. Просто в Москве и в Питере есть все в одной точке, когда ты пришел в цех, сделал там и кольцо, и восковку, и там же тебе отлили и все сделали, а ты потом его сам обработал. В Барнауле не так. Это был поиск, короче. Я когда сделала первое кольцо в Москве из серебра на мастер-классе, поняла, что это жесть, что это вообще другое. Хочу попробовать что-то из серебра поделать, так же кольца, подвески, ну, что в голову придет, то и буду делать.
А инсталляции я делаю вообще, как говорят, из говна и палок. Использую шпаклевку, пену монтажную, в общем, все, что угодно. Просто соображаю, как сделать каркас, что мне нужно использовать, укрепляю. Но, опять же, я никогда ничего даже не читаю, это все на моем опыте происходит. Вот я рискую, но вроде у меня как-то получается, и все вроде держится. Но иногда, конечно, оно реально как живое. Иногда я думаю, что все мои предметы и штуки, и вещи, и кольца — это что-то живое. Вроде бы они лежат статично, но сама форма, какая-то фактура на них — это вот что-то о живом. Как будто вот она вроде лежит, но она движется, не знаю. Люди даже иногда мне говорят: «Жесть, Ксюша, оно у тебя живое».


Я засмотрелась на скамейку и увидела там гвоздь. Подумала: какой гвоздь красивый, какая у него форма. Посмотрела на растения, и думаю: блин, вот жилки у них красивые.


А что ты имеешь в виду под «новой флорой»?
Ну, я думаю, что это новый язык для меня, что-то внутреннее. То, что меня интересует, природа. Я же не рисую листики как живописец. Мне всегда нравилось стилизовать — вижу какую-то деталь, и хочется через себя это пропустить, чтобы родилось что-то новое. Я в эту форму влюбляюсь, у меня такие эмоции. Я влюбляюсь и в кольца, и во все эти формы, которые делаю. То есть, у меня прям горят глаза, когда я это делаю, потому что мне безумно нравится. Я просто никогда не знаю, что у меня выйдет, это непредсказуемо.
И, опять же, мне хочется всегда что-то взять от природы. Мы очень близки с ней, она нас подпитывает, радует. Хочется же иногда почему-то в Горный [Алтай] уехать, просто побыть три дня и просто насладиться всем этим энергетически. Наверное, это мой источник вдохновения.
У тебя и фотографии все с масками, с кольцами всегда на улице.
Я не люблю студии, хотя у меня есть и такие фотографии. Но я все-таки почему-то всегда хочу найти какую-то локацию. С моими образами всегда локация играет немаловажную роль. Я почему-то люблю эти места, ищу дикую природу, еду даже в другие города иногда. У меня скаутинг постоянный. Я чисто по картам смотрю, где эта точка, координаты и все остальное ищу. Люблю находить разные объекты, люблю заброшки. Я думаю, вообще все с детства. Я в душе ребенок, не хочу в себе это погасить, этот интерес к окружающему миру, когда ты в душе ребенок, тебе интересно все. И хочется, наверное, вот эту штуку в себя не потерять с возрастом. Чтобы тебя цепляли детали, природа, даже заброшки. Я везде вижу что-то красивое для себя и извлекать что-то пытаюсь.
ВЫ КЛЕВЫЕ РЕБЯТА, НО У МЕНЯ НЕТ ДЕНЕГ, Я ВООБЩЕ ИЗ БАРНАУЛА



Как часто ты выставлялась в Барнауле? В каких еще городах у тебя есть опыт выставочный?
Сейчас не так часто выставляюсь. Может, я не вижу, что происходит, или просто я сейчас не рисую картины, не знаю. А началось все, естественно, с Барнаула. В первый раз я выставилась в галерее «Республика ИЗО». Еще участвовала в «Аз.Арт.Сибирь», я тогда еще училась. Боялась туда прийти, потому что опыта мало. Ладно, думаю, попробую. Помню, не хожу на пары, рисую вот эту здоровую картину — я почему-то любитель больших форматов. Именно чувствую себя больше, когда у меня больше места на холсте. Не люблю мельчить, не люблю мелкие детали.
Мою работу взяли. Никаких призовых штук я не получила по итогу, но для меня было счастье поучаствовать. Потом на меня как-то вышли из музея «Город», предложили сделать персоналку. Думаю, ну да, хотелось бы. Мне тогда было, наверное, 18 лет. Я тогда рисовала как раз линии, людей, было у меня работ 20. Они все были большие, поэтому заняли все пространство, которое мне дали.
Я выставлялась в Новосибирске на фестивале Artweek. На тот момент я делала диджитал, свои формы, опять же вот «новая флора». В тот момент почему-то мне еще хотелось компьютерную графику поделать. Я им отвезла три работы, связанные с «новой флорой». Еще раз выставлялась у них с инсталляцией. У меня был глобус с черными моими щупальцами.
В ЦК19 недавно была — они делали выставку современных сибирских ювелиров «Авангард на пальцах». Я удивилась, конечно, что меня туда позвали (смеется). Я думаю: «Блин, я только недавно начала, а уже туда». Я очень люблю ЦК19, мне нравится там. Чаще всего я участвую там, где денег ни на что не дают. Просто энтузиазм. Хочется выставиться, побывать на новой площадке, посмотреть на людей. В ЦК19 я отвозила свои кольца из олова. Десять штук колец там было и инсталляция моя, которая тоже связана с флорой.
В Москве я участвовала на площадке ГЭС-2 в фестивале «Растения внутри и снаружи». Я себя просто визуально там видела. Помню, думаю: «Блин, я лечу в Москву, а они делают этот фестиваль — может быть, им написать и как-то к ним попасть?» Но тоже было страшно. Почему-то это всегда присутствует — думаешь, что ты еще не готов, что еще не достиг того уровня, чтобы участвовать там. Но я все это выкидываю из головы и пишу им. Они ответили, мои штуки им понравились. Они назвали аренду стола — сумма была нормальная. Я им вот прям так и пишу: «Блин, вы очень клевые ребята, но у меня нету денег, я вообще из Барнаула» (смеется). Сказали, могу выставиться как не коммерческая.
В общем, у меня была мини-выставка. Был просто белый стол, и такая зеленая штука из пены, типа такой росточек, в котором я зацепила свои колечки. Было очень много людей, разные люди подходили, очень разные, от маленьких детей до взрослых — и все интересовались, из чего эти кольца. Я помню, такая уставшая была, не выспавшаяся, потому что мы жили за МКАДом, а выставка была в центре. Но я приехала, со всеми болтала, и было очень тепло там, вообще было чудесно. Большая такая любовь какая-то произошла у меня.
Вообще в Барнауле есть, где выставиться, или не хватает мест? Или выставиться есть где, но нет зрителя, который бы понял? Вот что бы ты могла сказать о нашем городе и о других сибирских городах, в которых бывала?
Если Сибирь в целом брать, то есть, где выставиться, есть площадки. В Новосибирске много площадок, много движа, я часто туда катаюсь. В Барнауле, конечно, вот этого потока не хватает — а мне так хочется здесь такого же чего-то. Чтобы мы все друг другу как-то были нужны, помогали. Для меня это важно, и для людей, для зрителей, думаю, это тоже важно. Вот даже недавно со знакомым разговаривала, он говорит: «А где это жизнь, культурная в Барнауле?» И я задумалась. Ну, она вот вроде бы есть, но ее как-то мало. Хотя я очень сильно цепляюсь за все, наверное, мероприятия, которые здесь происходят. Я стараюсь, если у меня есть время и возможность, на все ходить. И всех еще зову, прямо в личные сообщения, пишу: «Идем! Давайте!».
Я не знаю, в чем дело. Нужно как-то распространять эту информацию между своими, чтобы сарафанное радио работало, ведь оно обычно хорошо работает в Барнауле. Но чего-то здесь все равно не хватает, не знаю — может, мало площадок. Вот даже делать мероприятия — если мы найдем какую-то площадку, то по деньгам она может быть очень дорогой, в каком-нибудь «Старом городе», к примеру. Может, люди здесь не понимают, что это надо им — нужно как будто разжевать, объяснить, что ли, что это нужно. Что нужно делать выставки, нужно делать мероприятия. Ведь мы получаем от этого потрясающие эмоции и общение, и очень много всякого всего. Для меня это, наверное, на сегодняшний день до сих пор загадка, в которой не получается разобраться.