Herman IX: «Мне хочется, чтобы творчество находило новые поверхности»

О честном самовыражении, фильме The Russian Tattoo Tour и лягушке в виде ножниц
За всю свою творческую карьеру Гера IX успел побыть в статусе райтера, тату-мастера, галерейного художника. Граффити со временем бросил, рисовать на холстах продолжает, но признание в профессиональной среде ему принесла именно татуировка.

Работы Германа выделяются сюрреалистичными, даже безумными сюжетами: игрушка-пружина «Радуга» из колючей проволоки, японский дракон, запутавшийся в электрической вышке, крокодил с тапком марки Crocs на носу. Такой плавильный котел для поп-культуры, тюремной романтики, восточных символов, религиозных и литературных персонажей, бытовых образов из детства — любой найдет что-то родное, но едва ли сразу узнает. Эти же изображения Герман порой наносит не на кожу, а на предметы — например, фарфоровые боксерские перчатки — и выставляет вместе с картинами. Так границы форматов стираются, культурные коды вновь смешиваются, рождая уже не продукты ремесла, а арт-объекты.

С момента покупки первой тату-машинки прошло шесть лет: за это время Герман поработал в берлинской студии AKA Berlin, принял участие в коллаборации Faces&Laces X Nike, выставке adidas, в рамках тату-тура по России добрался аж до Владивостока. В итоге снял короткометражный фильм и выпустил альбом с 94 наколками, сделанными во время поездки.

В интервью — впечатления от регионального тату-сообщества, размышления о незрелости граффити-тусовки, о сути татуировки как культурного и рыночного феномена. Герман рассказывает, куда смотреть молодым татуировщикам: на Запад или на Восток. Рассуждает о важности накопления визуального опыта и принципах любой творческой деятельности: не забывать о том, зачем ты этим занимаешься, всегда искать новые формы, общаться с людьми из разных сфер деятельности и не изменять себе.

Как начался твой творческий путь?

В 17 лет мне сделали первую татуировку, потом — вторую, а шесть лет назад я захотел попробовать набить что-то сам. Начал искать человека, который смог бы обучить базовым вещам. В Тюмени никого не нашел и тогда позвонил в Омск другу из граффити-тусовки. Он дал мне номер знакомого омского татуировщика, и в выходные я уже ехал к нему. Вернувшись в Тюмень, заказал оборудование — китайское. Оно постоянно ломалось — я даже сомневался, что хочу продолжать этим заниматься. Но в какой-то момент понял, что татуировка действительно мне интересна, ушел с работы и посвятил ей все свое время.

Что привлекло тебя в искусстве татуировки?

Это не искусство, это ремесло. В каждом ремесле есть одаренные люди, но основной сегмент всегда технические мастера, за счет которых держится направление. Последние пять лет татуировку пытаются занести в рамки современного искусства — мне это кажется сомнительным. А привлек меня новый материал — есть своя специфика в работе с кожей. Изначально я делал параллельные супер-прямые линии, а сейчас хочется чего-то более живого. К тому же стараюсь не ориентироваться на мгновенный результат. Свежим рисунок выглядит прикольно, а когда заживает — не всегда. Хочется видеть свои работы и думать: «Блин, круто зажило».

Как бы ты мог охарактеризовать свой стиль?

Я использую только один цвет — черный. И традиционные техники: линия, точка, тень, закрас. Татуировка никогда не была фотореалистична и никогда не была цветной. Поэтому все, что мне кажется крутым, — все черно-белое. Еще мне нравятся контрасты. Например, сочетание тонких и толстых линий или даже сочетание абсолютно разных татуировок: DIY, набитых по пьяни, армейских, техничных профессиональных работ. Это трэш, конечно, но точно интереснее, чем смотреть на человека, у которого все рисунки в едином стиле.

А что насчет сюжетов? Какие символы, образы тебя вдохновляют?

Я стараюсь искать что-то близкое нам. Если проанализировать ту же американскую татуировку, то она довольно однообразна — там мастерам все равно, сколько раз наколоть одну и ту же ласточку. В Европе есть ряд крутых чуваков, но зачастую все тоже сводится к черепу, птичке или паутинке. С выходом книги Russian criminal tattoo во всем мире стала популярна русская тюремная татуировка. В Корее даже есть чуваки, которые бьют только такие рисунки. Мне хочется находить образы, понятные только русскому человеку, а иногда даже определенной прослойке. Например, лягушка в виде ножниц — я ее помню с детства, а двадцатилетние о такой, мне кажется, и не знают.








Мне 26, и я не понимаю, о чем ты говоришь.

Была такая детская игрушка. Это все такие бытовые штуки, о которых человек даже не задумывается. Мне нравится вспоминать, находить их и использовать. Часто клиенты хотят чего-то сложного и непонятного. Когда я предлагаю им сделать лягушку в виде ножниц, впадают в ступор. А я ценю самоиронию. Ненавижу, когда говорят: «Это же на всю жизнь, это что-то сакральное, это тебя изменит». Татуировка ничего не изменит. Напротив, чем больше у человека татуировок, тем проще он относится к происходящему в жизни. По моему опыту, все довольно обтекаемо, нет никакого тупика.

Недавно бил чуваку барак. Классический такой, который есть в каждом российском городе. Бил горящий уазик полицейский, из которого выбегают дети. Такие специфичные образы бывают делают, бывает — нет. Иногда это поп-культура, смешанная с российской, иногда — чисто наша история или переосмысление европейского сюжета на наш лад. Например, Дева Мария, которая стоит на Луне — классический средневековый сюжет. Но вместо головы у нее — голова Незнайки.

Расскажи о фильме The Russian Tattoo Tour. Как родилась идея? И к какому выводу ты в итоге пришел — есть ли сплоченность в российском тату-сообществе?

Идея родилась, когда я был подростком и занимался граффити. Тогда я уже ездил в соседние города: Омск, Екатеринбург, Пермь. Всегда мечтал побывать на Дальнем Востоке, но не знал, как это сделать. Если бы я в 16 лет поехал туда рисовать граффити, то вряд ли смог бы окупить поездку. А когда начал более-менее осознанно заниматься татуировкой, подумал: «Почему бы не поехать в рабочее турне по России?» Все ездят в Европу, Америку — мне казалось, что у нас особенная история, надеялся встретить тюремную романтику. Потом подумал, что было бы круто заснять эту поездку. Я понимал, что спонсора мне не найти, поэтому организовал все за свой счет. Нашел оператора, который согласился работать бесплатно — я оплачивал только билеты, проживание и текущие расходы. Это, конечно, был своеобразный опыт. Я понял, что не может все держаться на устных договоренностях. А еще, что никакого комьюнити нет — в каждом городе есть хоть один достойный мастер, но чем дальше от Москвы и Петербурга, тем хуже картина.

В каком смысле?

С каждой сотней, тысячей километров будто возвращаешься к картине годичной, двухгодичной давности. Чаще начинают встречаться надписи, реализм, плохо сделанная японская традиция — мастера бьют то, что хочет клиент, не пытаются предложить свое видение. Мне казалось, что там все ориентируются на Восток, а они все смотрят на Европу. Это нелогично. В том же Китае тату-рынок огромный — работая там, можно стать миллионером. Грустно не из-за нехватки хороших мастеров, а от отсутствия осознания, зачем и для кого они это делают. В Москве и Питере татуировщики задумываются над смыслом своей деятельности, аудиторией и позиционированием.

То есть в провинциях это такая исключительно коммерческая история?

Ну, не коммерческая. Скорее, просто занятие. Где-то, конечно, чисто коммерческая. В Иркутске есть целая сеть тату-салонов, где бьют в основном реализм. Есть немногие мастера, которые делают что-то другое, но все они в итоге переезжают ближе к Европе.

Ты планировал встречи или искал героев на месте?

Все происходило абсолютно случайно, мы вообще ничего не планировали. У нас даже раскадровки не было. Я иногда думаю — если бы сейчас делал такой же проект, как бы избежал ошибок? Точно предварительно сделал бы раскадровку и по-другому брал бы интервью. Для меня это было в новинку, и я каждый раз пытался выдумать новые вопросы. А нужно было написать список из двадцати универсальных — было бы легче и интереснее потом монтировать. Я надеялся, что каждый человек расскажет не столько про татуировку, сколько про свои убеждения. Я хотел показать, кто эти люди, что на них влияет, зачем они это делают, но это оказалось сложно. Тем более в такие сжатые сроки — в каждом городе мы находились не дольше двух дней.

Но что-то тебя в этой поездке вдохновило, удивило?

Это было одно большое открытие. Многое показалось интересным не в момент, а постфактум, когда начал осмыслять увиденное. Кто-то разочаровал, кто-то обрадовал, но не могу сказать, что какой-то город мне не понравился. В том же Иркутске, например, ко мне пришло забиться очень много людей. В Челябинске вписывались у давних знакомых из граффити-тусовки.

А граффити-тусовка сплоченная?

И да, и нет. В сообществе татуировщиков конфликта нет, а в граффити он есть. Направление было более развито в тот период, когда не было социальных сетей. Основной костяк тусовки — весь вырос на LiveJournal. Что в ней происходит сейчас, я не хочу знать. Зачастую если граффитист делает выставки, то «он не тру» — такая смешная детская враждебность, да и субкультура детская. Из нее вышло много крутых художников, но вряд ли сорокалетний мужик начнет этим заниматься.

То есть ты перерос граффити?

Да. Это увлечение необходимо перерасти, трансформировать во что-то. Иначе выходит странное явление — люди, которые не повзрослели. Иногда смотришь и восхищаешься: «У чувака столько эмоций, он так в это верит!» А иногда думаешь: «Зачем это вообще?» А татуировка изначально коммерческая история — она никогда не была бесплатной. Раньше ты должен был доказать, что имеешь на нее право по тюремным или племенным законам. Сегодня ты платишь за нее деньги. Это рынок, поэтому и нет конфликта. Правда, в российской культуре в целом мало сплоченности. Даже в социальных сетях почти никто никого не комментирует, не поддерживает. На Западе же абсолютно другая картина — все друг друга лайкают, оставляют комментарии в духе «какая крутая работа», репостят.

Поиск вдохновения в российском контексте связан с тем, что ты вырос в Тюмени, а не в Москве?

Нет. Если тебе интересны национальные культурные коды, ты с ними познакомишься из любой точки страны. Конечно, в Москве информация ближе, в том числе визуальная. В Тюмени одни панельки. Что еще тут могло на меня повлиять? Деревянная резьба, леса, комары? Большинство москвичей любят Москву и считают ее лучшим городом. Большинство людей из регионов считают, что они живут в дыре. Хотя мне так не кажется. В принципе мне было комфортно в Тюмени и не было цели переезжать — так сложилось само по себе.

Я имела в виду скорее готовность принять неуклюжую шероховатую красоту России. Когда выезжаешь из Москвы, видишь этот контраст и находишь в нем свое очарование.

Когда в нем находишься, вообще его не видишь. Нет вокруг красивых зданий, вещей. В Москве — есть, в Тюмени — нет. Красоту в контрастах видят те, у кого есть визуальный опыт, понимание контекста. Я до сих пор не нахожу красоты в панельных зданиях, хоть мне и нравится конструктивизм.

А аудитория в Москве и Тюмени отличается?

Скорее, нет. Но есть другая особенность — в Тюмени я по пятому кругу забиваю одних и тех же людей, а здесь требуется время, чтобы завоевать доверие. К тому же в Тюмени люди любят додумывать — они живут не реальностью, а социальными сетями. Я могу купить фейковую сумку Louis Vuitton, нанести на нее свой принт и сказать, что это коллаборация. 70% людей поверят и даже не будут проверять.

Да, я слышала, что в Тюмени есть такая социокультурная особенность — вера авторитетам.

Это даже не вера авторитетам, просто недостаток информации. Меня сложно назвать авторитетом — подписчиков не так много. Люди приходят не потому, что я популярен. Часть разделяет мои взгляды, а остальные — просто по совету знакомых. Просят набить что-то цветное, а я отказываюсь. Кто-то возвращается и соглашается на что-то более экспериментальное.

Есть ли в Сибири свои центры притяжения? Или же каждый город обособлен и развивается по-своему?

Мне кажется, все города обособлены. Но я никогда не искал эти центры притяжения. Когда жил в Тюмени, то никуда не стремился и никого не знал: не общался с другими татуировщиками, не участвовал в тату-конвенциях. Сейчас есть ряд мастеров, с кем познакомился в туре и поддерживаю связь, а в конвенциях и сейчас не участвую.

То есть нет таких людей, не обязательно в сфере татуировки, за творчеством которых ты следишь и с кем тебе хотелось бы познакомиться?

Колоссальное количество. Например, Ваня Журавлев. Он родился в России, а сейчас работает в Лондоне. Безумный художник, который живет тем, что рисует. Очень востребован на Западе — нарисовал официальный постер для сериала «Игра Престолов», например. Мне нравятся люди, которые занимаются не только татуировкой. Я пропагандирую как раз такой подход — мне хочется, чтобы творчество жило, находило новые поверхности, не было просто тиражированием.

The Russian Tattoo Tour, Екатеринбург, 2015 год. Фото: Степан Ветошников
Планируешь ли ты сейчас какие-то проекты? Может есть какая-то одна большая мечта?

Единственная мечта — быть коммерчески успешным, оставаясь при этом честным по отношению к самому себе. А проектов много. Параллельно обдумываю где-то четыре — все упирается в финансирование и свободное время, но по большей части в финансирование.

Если раньше, в 25 лет, я думал, что бы такое сделать, и в итоге получался полный бред, то сейчас идеи формируются естественным образом. Осознанность — это опыт. Мне кажется, чтобы стать профессионалом в каком-то деле, нужно заниматься им десять лет. Только тогда сможешь свободно выражаться в выбранном направлении.

Ты хотел бы уехать, пожить где-нибудь в Европе?

Да, как раз планирую поездку на осень. Есть знакомые, которые готовы вписать. Я вообще открыт новому — мне было легко переехать в Москву, например. В целом мир довольно открытая структура, если веришь в это. А в Европе, думаю, буду делать выставку.

Расскажи напоследок о том, что для тебя важно в жизни и насколько твое творчество отражает тебя.

Я запросто готов перестать заниматься татуировкой и начать готовить пиццу. Почему нет? Я довольно легко отношусь к происходящему. Мне нравится, когда есть фидбэк. Кто бы что ни говорил про «надо делать для себя», каждый ждет ответную реакцию. Но и удовольствие получать, конечно, тоже надо. Есть у меня друг, который в 30 лет впервые устроился на работу. Каждый день он жалуется, что устал. Я вообще не понимаю, как так можно — все твое существование в итоге превращается в то, что ты устал. Я тоже бывает устаю, но это мой выбор.

Хочется быть искренним в творчестве, не думать о перспективах и о том, сколько на нем заработаешь. Не хочется делать переводки (переводные татуировки — Прим. ред.) или рекламировать свой аккаунт в Instagram. Можно открыть студию и рекламировать ее, но не себя — это честно. А инструменты, мне кажется, для всех одни: прикладывать усилия и общаться с творческими людьми — не важно, из какой сферы. Работоспособные и коммуникабельные добиваются всего, чего хотят. Не умеешь находить общий язык с окружающими — учись. Не умеешь работать — за тебя никто работать не будет. Все просто.