В конце сентября Андрей Шмалий aka Азбуниак представил первую персональную выставку в свободной галерее The Bad Guys. В экспозиции серия аэрозольных картин и этюды темперой, на которых изображены объемные женщины, застывшие в неловких позах. За последние три года фетишизм Азбуниака проявлялся в форме граффити, комиксов, иллюстраций и татуировок. Живописью Андрей занялся совсем недавно — в феврале этого года. Творчество Азбуниака задевает множество смысловых медиаторов, но главное, что удается автору — обнулить границу между галереей и улицей, между темперой и аэрозольным баллоном, между высоким и низким, «прекрасным» и «уродливым».
Есть такое выражение: «Художник мыслит рисунком». Я просто не могу воспринимать мир как данность, мне нужно его как-то обработать. Нарисовал — понял. Посмотреть на человека, пообщаться с ним или проконтактировать физически — для меня этого недостаточно. Когда я начинаю рисовать, только тогда понимаю то, что рисую. Когда я рисую, чувствую себя человеком. Когда не рисую, человеком себя не чувствую почему-то.
Вообще не помню, чтобы я когда-то не рисовал. В детстве, посмотрев фильм или мультфильм, автоматически через пять минут садился за бумагу и рисовал по памяти образы, которые увидел. Чтобы понять, мне нужно было изобразить на бумаге.
Свой лучший портрет я нарисовал в 7 лет. Мой отец смотрел сериал «Коломбо», я быстро набросал его синим мелком и подарил на день рождения. Это наделало много шума в нашей семье, и меня сдали в художественную школу. Я сопротивлялся, как мог. Боялся, что меня там испортят, переучат, а мне всегда нравилось рисовать по своим правилам.
Хип-хоп проник в нашу страну во время, совпавшее с моим нежным возрастом. Постперестроечное время. Молодежь тогда устала от всего советского. В какой-то передаче я впервые увидел по телевизору граффити-художников. Их рисунки были кривоватые, но в них была душа, была свежесть. Тогда мне очень захотелось стать частью хип-хопа.
Однажды мы с моим двоюродным братом Олегом нашли банки автоэмали в гараже его отца. Заперлись там и нарисовали злой баллон, рэппера и слово «рэп». Нас сильно отругали, но не за граффити, а за то, что мы надышались краской. Спустя пару месяцев я тайком взял у родителей краску для пола, и пошел рисовать на улицу. Когда впервые услышал по радио, что где-то в Германии делают специальную краску для граффити и продают ее в магазинах, для меня это стало шоком. Я-то всегда думал, что это незаконно.
Большинство людей в граффити просто хотят принадлежать к субкультуре, чтобы поддерживать граффити-фольклор. Это ведь уже фольклор. Многие продолжают рисовать в том же духе, что и тридцать лет назад — просто копируют старые надписи. Все это круто выглядит, но для меня граффити — это способ сказать, что думаешь. Как бы выкрикнуть из толпы. Кто-то тебя услышал, или никто тебя не услышал. Но никто не знает, кто это сказал.
Живопись больше похожа на музыку, а граффити — на поэзию.
Мне нравится эта грубость, иногда похоже, что работы написал пьяный человек.
Мне захотелось свалить из Лесосибирска, и я подумал — а что я умею? Тогда решил, что стану дизайнером. Поступил в художественный институт из финансовых соображений — в то время дизайн считался престижной профессией. Позже признался себе, что я не дизайнер.
В институте я разочаровался сначала в людях, а потом в себе. Настал момент, когда мне стало интереснее читать книжки, чем общаться с людьми. Мне казалось, что общение — пустая трата времени.
Тогда я осознал, что не нужно стараться быть понятным. Прежде всего нужно делать то, во что веришь. Не нужно стараться ни для кого, кроме себя. Надо доверять своей интуиции, внутреннему голосу, чувствам, Богу — я не знаю, как это называется. Верить себе.
Я занялся живописью в феврале 2018 года, после того, как пережил глубокое эмоциональное потрясение. Я прожил целый год в сильном стрессе, все время сам с собой спорил. Каждый находит свой способ справиться с тем, что его сердце разрывается.
Иногда нужно сойти с ума. Когда находишься в безумном состоянии, отключаются все оправдательные механизмы. Пытаешься построить предложение, и это превращается в катастрофу. В голове неуправляемый смерч. Каждое слово уводит в другие мысли, и забываешь, ты сейчас в прошлом, настоящем или в будущем. То, что я буду говорить, я это уже сказал или только собираюсь сказать?
Наркотики — не мой способ. Я думаю, что вещества хорошо подходят нормальным людям. Нормальным стоит стать немного е***и для того, чтобы стать нормальными. Я ненормальный. Мне незачем принимать наркотики.
Для меня жить правильно — это все равно, что сдохнуть. Я не умею двигаться логически. Не могу быть расчетливым. Как только я пытаюсь строить планы, все идет по п***е. У меня бывают проблемы с эмоциями — мне тяжело их выражать. Когда люди знакомятся со мной, многие думают, что я бездушный робот. Когда-то я даже так и говорил: «Эмоции — это нервы». Но когда я впустил их в свою жизнь, у меня стала получаться живопись.
Живопись — это и есть эмоции. Рисунок — это конструкт. Есть черное и белое, один и ноль. С помощью логики ты выстраиваешь картинку. А живопись — это когда ты бессознательно оставляешь цветные пятна, и из этого складывается изображение.
Сколько бы раз я ни пробовал писать раньше, у меня ничего не получалось. Уходило по пятнадцать минут на то, чтобы намешать нужный цвет. Я тратил по три-четыре часа на рисунок, а в итоге получалась грязная замыленная картинка. Теперь я сажусь и за полчаса выдаю по три этюда. Пока высыхает первый, я тут же начинаю второй. Пока сохнет второй, делаю третий. Первая картинка почти досохла, хватаю ее. Я совсем перестал задумываться над тем, какие цвета смешиваю.
Я специально намешиваю цвета, не глядя. Пользуюсь старыми убитыми кисточками, поэтому мазки получаются жирными. Мне нравится эта грубость, иногда похоже, что работы написал пьяный человек.
Мне не нравятся салонные татуировки. Когда все очень детализировано, переходы проработаны, рисунки крутые. Такая татуировка не впечатляет, не вызывает никаких образов в голове. Мне нравятся татуировки бывших заключенных, военных, наркоманов. Они ненормальные, наивные, часто плохо нарисованы, но в них есть энергия. Когда смотришь на такие татуировки, чувствуешь силу.
Когда слишком стараешься, получается старательно. Получается декоративная, аналитическая живопись. Мне в живописи нравится именно случайность. Когда перестаешь думать о том, чтобы точно попасть в полутона, досконально передать цвет или пропорции. Мне нравится отдаваться эмоциям и уходить в импровизацию. Это метафизическое или полушаманское состояние.
Импровизировать — это как падать в яму, красиво цепляясь за ветки. При этом надеешься не разбиться в конце.
Есть люди, которые хотят купить чье-то имя, купить имидж, казаться кем-то. «Меня нарисовал Никас Сафронов в образе Петра Первого — вот это стилек. А ты жирную жопу нарисовал — кому это надо, какой в этом престиж?» Я не знаю, что это за люди, но мне кажется, они ничего не понимают.
«Азбуниак» — это «Азбука Неясности». Что может быть круче, чем придумать свою азбуку? Азбуниак — это персонаж, выдуманный друг. Такой способ абстрагироваться от моей личности. Эфемерное существо, бренд, полубог-полупрезидент. Азбуниак украл все мои рисунки и выдает их за свои. Азбуниак репер, он крутой, он интересный. А кому интересен Андрей Шмалий?
3680
18 Октября 2018
Материалы по теме