«Новосибирск на нервах» — любимая надпись Оксаны Будулак на заборах славного города, много важного о нем сообщающая. Конфликты в арт-сообществе, массовая релокация, вечная борьба за невидимый ресурс, жизнь в тени от «Синих носов» — непростой городской контекст для перспектив развития юного куратора. Анастасия Эрмиш, куратор многих новосибирских художников, рассказывает Оксане о последней выставке «Рай на земле», трансформации из художника в куратора и том, почему в Новосибирске все ссорятся, а фотограф Алиса Аив берет Анастасию на прогулку по Тихому поселку, району, вдохновившему «Рай на земле».
«Это же лучшее в Новосибирске место для жизни!»
Выставка «Рай на земле» недавно прошла в «ЦК19». Страшно сказать, какая это по счету твоя выставка: ты сделала их довольно много. Про что это выставка?
Это сочетание документалистики и мифотворчества, художественно-краеведческий проект. Я вдохновилась этим жанром на нашей с вами кураторской лаборатории [в Красноярске], на примере выставки арт-группы «Малышки 18:22». Я искала место в Новосибирске, которое интересно поисследовать, и вспомнила о Тихом поселке. Я возле него родилась, прожила до 20 лет, а потом жила в разных районах города (где только не пожила). Сейчас я вернулась и подумала: «Это же лучшее в Новосибирске место для жизни!» Реально: пять минут до леса, 30 — до центра города, есть все магазины. Когда я начала про этот поселок читать на форумах в интернете, оказалось, что сами жители пишут, что это лучшее место на земле, «райское место». Потом я наткнулась на форум «Мистика Тихого поселка», где жители писали, что у них в озере упыри живут. И я поняла: вот оно!
Ты сама провела исследование или отдала эту задачу художникам?
Я провела кураторское исследование, вычленила несколько узловых моментов и предложила художникам их осмыслить, сконструировать свою мифологическую систему и представить ее на выставке в виде ментальной карты. Кто-то опирался на предложенные мною смысловые точки, кто-то что-то свое решил исследовать. Художники ко мне приезжали, я им проводила экскурсии, они самостоятельно устраивали дрейфы, в интернете поиски проводили.
Что получилось в итоге?
Появилось два рода мифов — истории, рассказанные самими жителями, и мифы, придуманные художниками. Например, мы поговорили с охранником завода «Экран», и он рассказал, что местные Тихий поселок называют «Техас», а поселок Кубовой, расположенный рядом, — «Куба», и из «Техаса» на «Кубу» ходят покупать запрещенные вещества. Вторая история — про то, как в 1980-х дворовые тихопоселковские банды не давали ребятам из другого района ходить купаться на местное лесное озеро «Воняловку», устраивали драки, буквально как в «Слове пацана».
Пример мифа, придуманного художником, — работа Светы Савинских, а именно книга художника «Мистика и эстетика Тихого поселка». Это лихо закрученная история с неожиданным парадоксальным финалом, объясняющая все мистические события этого места. Света предположила, что в этом лесном озере находится портал, который ведет в некую точку земного шара, и раз в 100 лет этот портал меняет точку выхода. В 1950-х, когда достроился поселок, портал вел во Флоренцию, поэтому флорентийский ренессанс отразился на архитектуре. Сейчас портал ведет в Америку, в штат Техас, поэтому тихопоселковцы не пускают чужих, чтобы они не воспользовались волшебными свойствами озера в своих целях.
Я посмотрела на эту фотографию как на что-то, что буквально с неба спустилось.
Тебя как куратора этой выставки какой проект больше всего поразил?
Две работы хочу отметить. Первая — серия «Тихий поселок» Лолиты Моисцрапишвили. Она первая из художников создала работу по моему исследованию, и в тот момент у меня случился мощный инсайт: я поняла, что я больше не художник. Несколько месяцев я грезила этой концепцией маргинализированного рая на земле, но это были просто слова. Поэтому я и пригласила художников, чтобы они создали визуальный художественный образ.
Лолита специально приехала ко мне в гости на один день. Ночью мы с ней пошли фотографировать, и на входе в поселок она сделала фотографию моста, знаменитого на весь город тем, что под ним живут бомжи. «Выход из рая» — эта фотография впервые визуализировала этот маргинализированный рай на земле. Я посмотрела на эту фотографию как на что-то, что буквально с неба спустилось. Я представить себе не могла, что это выглядит именно так!
И вторая работа — это книга Светы Савинских. Я еще на этапе задумки хотела, чтобы кто-то сделал краеведческий зин, где бы была альтернативная карта или история поселка. Я предлагала сделать эту работу Лере Яковлевой: это как раз ее жанр, но у нее времени не нашлось. И буквально за несколько недель до выставки Света мне выдала идею с книгой, которая все объясняет и завершает. Это тоже был волшебный момент.
«Новосибирск воспринимают как дыру, но для меня это поле для эксперимента»
У меня в книжечке был записан вопрос: художник ты или куратор? Но ты уже самоопределилась, поэтому спрошу по-другому: как ты стала куратором в Новосибирске?
Я еще в девятом классе решила стать художником «холст-масло». Я писала холсты на протяжении восьми лет и думала, что всю жизнь буду это делать. И, когда я начала учиться в НГУАДИ, мне стало казаться, что я какой-то неправильный художник. Мне очень тяжело выдумать сюжет для картины. Это как-то ненормально для художника, и меня это очень смущало — был кризис самоопределения. В какой-то момент я поняла, что у меня не хватает знаний, как представлять свои работы, и я решила поучиться где-то еще. Я даже думала пойти в Школу Родченко на фотографа, но Аня Галеева мне сказала: «Я вижу у тебя кураторские качества — попробуй поучиться на куратора». И я пошла не глядя. Отучившись, я узнала ответ на вопрос, почему я неправильный художник: на самом деле я куратор.
В моих произведениях последних лет не было ничего моего. Хороший пример — моя картина, которую Саня Закиров продал через свои соцсети. Это редимейд, репродукция картины «Грачи прилетели» в золотой раме, которую я на помойке нашла и написала на ней строку из рэпа, из «Трагедии всей жизни». Просто соединила, ничего сама не придумала. И теперь понимаю, по аналогии с выставкой, что тогда я свою идею выразила посредством работ других людей.
Последний год был временем самоопределения. Сначала я везде писала, что я художник и куратор, потом стала писать, что я куратор и художник. Сейчас понимаю, что я уже больше не художник. Света предложила мне книгу, и каждый раз, когда мы встречались, я говорила: «Господи, Света, как ты это придумала?» Я уже на работу художника смотрю со стороны, как будто это какое-то волшебство.
Последняя выставка сильно на тебя повлияла. Какие изменения с тобой произошли за последний год?
Изменений было много. В 2022 году многие перестали создавать произведения искусства, а тех, кто продолжил работу, бойкотировали, меня в том числе, потому что это сейчас неприлично. «Заканчиваем, все, солидарность». В итоге в марте я сделала выставку тех художников, кто продолжил работать, «Пытка прекрасным» в галерее «Пост», и главная мысль была в том, что все не так просто, как кажется. Для кого-то создание произведения — это способ заработка, для кого-то выставочная деятельность — основная, поэтому им постоянно надо иметь что-то свежее, для кого-то это образ жизни.
В 2021 году у меня все начиналось с самоорганизации «Бар Столичный», которая продолжила практику «гаражек» Леши Грищенко: ежемесячные выставки, все самое свежее и сомнительное. Я сделала 12 выставок, на которые художники приносили все, что сделали за последний месяц. Это был стихийный формат. А в «Пытке прекрасным» я впервые подняла смысловые слои как куратор. Наверное, это был ключевой момент.
Второй момент был, когда я пошла на работу в «ЦК19». Некоторые знакомые, с которыми мы общались годами, меня за это бойкотировали, но я приняла такое решение, пошла на сделку с совестью, с дьяволом, стала работать. В 2023 году прошли выставки молодых художников Новосибирска, которых иначе никто бы не показал. Это Никита Овсюк, Максим Басалаев, Ксюша Марамзина, групповая выставка «Авангард на пальцах», мое исследование жанра концептуального ювелирного искусства в Сибири. К той же выставке «Малышек 18:22», которых я пригласила, было много вопросов, но мы приложили все усилия, чтобы выставка состоялась. Если бы я не пошла туда работать, кого бы на это место взяли, какие бы там были выставки?
Я поняла, что куратор — это человек, который способен идти на компромиссы, искать какой-то путь. Художник может себе позволить четко обозначить свою позицию. Но как куратор я сейчас вынуждена искать компромиссы, и я в себе эту силу чувствую. Это была вторая точка, которая позволила мне убедиться в том, что я куратор.
Какой художник в твоем понимании правильный?
Я читала, что художник может зажечься и в 30 лет, и в 70; важно иметь свой особый взгляд на мир и потребность выражать его какими-то средствами. И здесь современное искусство вступает и говорит, что средства — это не обязательно живопись или графика, это может быть что угодно; хоть вообще ничего не делай, главное — текст напиши про это. Как говорил Вася Слонов в одном интервью, куратор — это пассионарий, социальный инженер. Мой инструмент — это выставка, создание сообщества, а у художника инструмент — это живопись, инсталляция.
Есть «кураторы-соседи», «кураторы-ученые», «кураторы-администраторы», «кураторы-сообщники». Какой ты куратор?
Хороший вопрос! Мы недавно делали выставку художницы Сони Вороны на независимой площадке fab8, которую я курировала. Она выложила мне 150 работ, а я сказала: «Вот эти 20 работ — и все». Соня 100 лет не выставлялась, и мне стало интересно раскопать почему. Оказалось, что ей не хватало куратора, который всю ее практику объединит концептуальной идеей.
Среди наших коллег есть снобы, которые говорят: «Есть звезда, а есть все остальное». Я считаю, что это очень несправедливое высказывание. Я вижу в Новосибирске много художников, которые хотят что-то сказать, но не понимают, как это сделать. Я им помогаю вычленить главное, за что художники меня благодарят: им этот взгляд со стороны помогает самоопределиться.
Я часто действую стихийно, а «Рай на земле» — моя первая последовательная выставка. Ближайший год я ставлю цель — определить свой подход. Недавно мне сказали, что я куратор, который работает для всех, и меня почему-то это очень задело. Я хотела спросить у тебя, кстати, как тебе эта мысль: «Куратор, который работает для всех»? В этом есть что-то плохое?
Нет, в этом нет ничего плохого. Мне кажется, ты тоже «куратор-сообщник», который работает с художником в сотрудничестве, а не в иерархических отношениях. Приоритет авторитета свойственен скорее старой школе. Если про метод, какие кураторские практики тебе по душе?
Я уже 10 лет хожу на выставки. Застала зарождение и упадок многих самоорганизаций. Очень круто ощущать себя в этом контексте сибирской иронии. Надо мною все подтрунивают: «Еще чуть-чуть, и в Москву». К тому же Новосибирск воспринимают как дыру и думают, как бы уехать отсюда поскорее. Для меня же это — поле для экспериментов. Когда говорят, что ничего нет, это значит, что людям нужен контент, и я его создаю. За контентом люди готовы ехать и в институцию, и в захолустную квартиру на Родниках, где были мои квартирные выставки. Еще многие делают свои проекты из травмы: все плохо, и они об этом говорят. Я поступаю наоборот. Я могла бы сделать выставку «Ад на земле», но сделала выставку «Рай на земле».
«Уехали все, вот буквально нафиг все»
Я здесь одна-единственная, как ты говоришь, боевая единица — я не могу перекричать этот сложившийся образ и показать то, что есть на самом деле.
Как устроена новосибирская арт-сцена?
Козырный вопрос! Четко могу на него ответить: на данный момент этой сцены нет. У меня был проект, к сожалению, незавершенный — я снимала фильм о современном искусстве Новосибирска. Я на него выигрывала стипендию Гете-института, но у меня закончились деньги, поэтому мы проект не доделали. Моя большая проблема в том, что я куратор, а не фандрайзер. Ненавижу я деньги искать: у меня это не получается, хоть убей! Это был оммаж сериалу «Вопрос вкусов с Грейсоном Перри», где он исследовал социальные классы Британии. Я переложила подобную схему устройства на новосибирскую арт-сцену. Во-первых, есть институциональная деятельность — Центр Сибирского современного искусства, позже реинкарнировавшийся в «ЦК19». Второе — это самоорганизации Новосибирска. И третье, что должно было стать ответом на вопрос, какое будущее у искусства Новосибирска, — креативные индустрии.
Такова была, на мой взгляд, структура арт-сцены Новосибирска. Однако наступил 2022 год, и все развалилось из-за релокации многих акторов сцены. Новосибирску как-то не повезло: уехали все, вот буквально на фиг все, кроме меня. В прошлом году Лукия Мурина сделала проект, где осветила 40 томских художников, и она говорит: «У нас по пальцам можно пересчитать, кто релоцировался».
Какое место в этой несуществующей арт-сцене занимаешь ты, как тебе кажется?
Куратор-пассионарий, социальный инженер. Я пока не знаю, что с этим делать; мне никто не помогает, мне не у кого спросить совета. Я сейчас в этом котле барахтаюсь и пытаюсь найти хотя бы какие-то опоры для себя.
Новосибирск раньше прочно связывался с «Синими носами». Это направление по-прежнему представляет город? Или все уже сместилось в сторону другого поколения?
Случилась недавно такая ситуация. У меня есть в Санкт-Петербурге друзья, сообщество художников. И вот они говорят: «Приезжай к нам в Питер, показывай свои проекты». Я говорю: «Хорошо. Что бы вы хотели от меня увидеть?» Они говорят: «Привози "Синие носы": они нам здесь нужны». И это меня очень сильно обидело. Вот я, вот мои свежие, незаезженные идеи, а вам опять зачем-то нужны звезды!
Давно уже все поменялось, но до сих пор Новосибирск ассоциируется с «Синими носами». Хотя Вячеслав Юрьевич творит еще, летом в «ЦК19» будет выставка Александра Шабурова и студентов Высшей школы экономики «Как мы сделали тикток» — про сверхкороткий метр и видео на коленке. Но штука в том, что все поменялось. Но я здесь одна-единственная, как ты говоришь, боевая единица — я не могу перекричать этот сложившийся образ и показать то, что есть на самом деле.
Сможешь перечислить новосибирских художников, которые сегодня активны в новосибирском пространстве?
У меня в голове 100 художников — я же не буду сейчас всех перечислять. Фишка в том, что даже они сами не понимают, что у них есть свое художественное высказывание, зачастую сильное. Если вернуться к выставке «Рай на земле»: в ней 10 художников — от 16 до 41 года, от самоучек до членов Союза художников. Есть художник Дмитрий Позняков, тот самый самоучка, ему 41 год. Он занимается живописью, но не стремится даже к академизму, не рисует квадраты: ему это незачем. Он просто рисует то, что видит, и ему это нравится. Он написал для выставки пейзаж Тихого поселка, домики рабочих завода. А эти домики были построены самими рабочими, непрофессиональными строителями, без чертежей, буквально по рисункам в тетрадке.
Чем новосибирское искусство отличается от красноярского, томского, кемеровского? Твои ощущения куратора, художника, зрителя.
Честно говоря, хочется ответить не про сибирское искусство, а в принципе про город. Чем Новосибирск отличается от всех остальных городов? Тем, что здесь все друг друга ненавидят, все друг с другом срутся постоянно, никто не может найти общий язык, постоянно какие-то противоборства. Когда я приехала в Красноярск в первый раз к вам на лабораторию, я побывала на «Пушке», в «Ядре». Меня очень впечатлило, какие все дружные, как все друг друга поддерживают, как постоянно вместе собираются. Я просто поверить не могла, потому что в Новосибирске я уже привыкла к атмосфере постоянной грызни всех со всеми. Старожилы современного искусства говорят, что так было всегда.
Со стороны кажется, что в Новосибирске делят шкуру неубитого медведя, хотя делить особо нечего: ни площадок, ни ресурсов, ни зрителей, ни коллекционеров. Как думаешь, почему это происходит?
Да, здесь ничего нет, и все пытаются это делить. Это связано и с тем, что ресурсы сейчас на другое пускаются, все грантовые фонды закрылись. Но в Новосибирске на искусство много денег никогда не выделялось. Кто-то сказал, что искусство — вещь не первой необходимости, поэтому на него выделяются излишки экономики. О чем можно говорить, когда в Новосибирске нечищеные дороги зимой и пыльные ураганы летом?
Мне один знакомый сказал: «Настя, тебе здесь не хватает кадров». Это действительно так: мне не хватает кадров, здесь нет грантописцев, фандрайзеров. Я хочу быть чистым куратором: на поиск денег меня уже не хватает. Это очень большая проблема, и мне стыдно, что я не умею привлекать деньги в свои проекты, чтобы было хотя бы что делить. Может, нанять кого-то, кто вместо меня будет это делать, чтобы мои силы шли на кураторскую работу. Вот это интервью люди прочитают и, может быть, захотят как-то мне помочь.
Сейчас закрылась 84 Gallery, закрылась галерея «Пост». Я понимаю, что надо брать быка за рога и открывать что-то свое. Но я не представляю, где искать помещение! Может, кто-то прочитает это интервью и предложит помещение. Мы сегодня с Саней Закировым разговаривали, я их провожала в Красноярск с арт-маркета. Я сказала: «Сань, может, у тебя есть советы по интервью?» И он говорит: «Когда я даю интервью, всегда стараюсь, чтобы было понятно, что мне нужна помощь»..
«Пусть на мне это зло закончится»
Кого бы ты назвала своими учителями?
Наверное, никого: я не гнушаюсь брать знания ото всех. Я слушаю всех и на основе этого, с помощью критического мышления, составляю собственное мнение. Например, в «Среде обучения» я училась в мастерских Марины Бобылевой, Алексея Масляева, чуть-чуть у Ильи Шипиловских. И мне были интересны все подходы, поэтому я эти мастерские меняла каждый семестр. К каким-то коллегам я прислушиваюсь, которые у меня сейчас есть.
Могу назвать, конечно, Славу Мизина. Для всех он Слава Мизин, а для меня Вячеслав Юрьевич. Это мой начальник в «ЦК19», руководитель отдела художественных проектов. У нас с ним конструктивные, функциональные рабочие отношения. Технические моменты он мне помогает совершенствовать. Например, вот золотое правило, которое я применяю: на выставке все, что в визуальном поле, должно быть снабжено буквами, везде должна быть этикетка, везде должен быть текст. Но тут есть очень бесящая проблема: мне хочется быть самостоятельным куратором, мне не хочется говорить, что я продолжаю доктрину группы «Синие носы»: это бред какой-то.
Вячеслав Юрьевич имеет для меня значение как руководитель, с которым у меня сложилась работа. Это большая удача, что я работаю с этим человеком. Все-таки он жизнь прожил, как он говорит: «Я жил в винтажных отелях Нью-Йорка». Весь этот опыт я могу у него перенять в рабочем порядке, еще и зарплату получаю. А в Москве, например, в объединении «Красный кружок» ученики Авдея Тер-Оганяна платят ему за занятия пять тысяч в месяц. Здесь надо вставить обязательно: «Спасибо "ЦК19″ за возможность работать здесь».
Ты можешь не делать выставки, но ты их делаешь, зачастую вопреки. Зачем?
Я сделала татуировку в прошлом году, надпись под ключицей: «Пусть на мне это зло закончится». Это относилось к депрессивной страшной атмосфере. Все ее только накаляют в соцсетях, гонят друг на друга, хотя, наоборот, нужно друг друга поддерживать, крохи спасать, объединяться. Казалось бы, очевидно, но почему-то многие люди этого не понимают. Очень просто бойкотировать деятельность институции, обрезая себе же какие-то возможности. Очень просто уехать и осуждать. Меня многие осуждают из-за океана: у них есть свое представление о том, как я здесь должна жить и работать. Но я считаю, что люди, которые уехали, больше не в контексте: здесь все поменялось. Я как человек, который здесь живет, в этом контексте работаю так, как считаю нужным, как я его вижу, как реагирую на какие-то изменения. Я делаю выставки, потому что я решила, что не буду маскироваться и пытаться быть всем удобной.
Какие у тебя планы? Есть мечта?
Одна моя коллега страдала по поводу того, что бросает все силы на других и ничего не получает. Она сказала: «Я понимаю, что уже никогда не буду курировать Documenta». Я в тот момент подумала: «Зачем вот так ставить крест?» У меня есть планы, мечты, цели, и я хочу курировать Documenta. Пока не представляю, как это могу сделать, но сейчас я в начале пути, конечная точка которого — курировать Documenta.
848
04 Апреля 2024
Материалы по теме